на главную страницу сайта

Семиры и В.Веташ "АСТРОЛИНГВА"

СЕМИРА

ТАЙЛАНД — СТРАНА БЕЗ ТАЙН?

ТАЙСКАЯ ПРИРОДА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ

АННОТАЦИЯ:

Это художественный рассказ о путешествии в Тайланд: его буддийской культуре, современной цивилизации и красивых природных местах. Ставя акцент на духовной культуре страны: ее религии, мифологии и символике — он описывает достопримечательности и бытовые моменты поездки, давая рекомендации путешественнику. Как неформальный путеводитель, он будет полезен для тех, кто хочет поездить по Тайланду самостоятельно и прикоснуться к его духовным ценностям.

Рассказ в печати неопубликован, ждет своего издателя. Размер: 6 печ. листов + фотографии

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Сверх-современная цивилизация Тайланда . . . . . . . . . . . . . . .

Туда и обратно. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мегаполис Бангкок и его архитектура:

Храм Древа Боддхи. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Храм Изумрудного Будды. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Другая сторона реки и храм Утренней Зари . . . . . . . . . . . .

Мраморный храм. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чианг Май – центр северного региона. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Монастырь Дой Сутеп. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чианг Рай: культура, спустившаяся с гор. . . . . . . . . . . . . . . . .

Граница с Бирмой и Лаосом: «Золотой Треугольник». . . . . . . .

Дой Маэ Салонг: храм с телом будды. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Горные серпантины: Маэ Салонг, Тха Тон, Маэ Хон Сон. . . . . . .

Старая столица Аюттхая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Кхмерские развалины Пхимай . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Цунами . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Черепаший остров Ко Тао и подводный мир. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Остров-город Самуй. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Морской заповедник Ангхтонг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Обратный путь: Сура Тхани. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

СВЕРХ-СОВРЕМЕННАЯ
ЦИВИЛИЗАЦИЯ ТАЙЛАНДА

Тайланд — это супер-современная цивилизация, страна великолепной архитектуры и золотом сверкающих буддийских храмов. Восточные соседи Тайланда называли страну Сиамом, и долго она была известна под этим именем. Сегодня для большинства туристов Тайланд — это отдых на морских курортах двух океанов, и для немногих — еще пока сохранившаяся экзотика горных народов. Я расскажу о Бангкоке, горах, развалинах старых столиц и островах Сиамского залива — согласно маршруту моего путешествия. Я не скажу, что те жители нашей страны, кто отдыхал на курорте Патаи, совсем не видели Тайланда, но все же у меня есть, что добавить к стандартным впечатлениям.

Тайланд — то место, которое несомненно стоит посмотреть: настолько не похож он на Россию. России близка Индия: эта страна так и осталась моим идеалом душевного контакта разных наций, идеалом дружбы и любви. Но Тайланд имеет образ рая на земле: это "real estate in paradise", как пишется в рекламных буклетах, и с этим нельзя не согласиться, при всей нелюбви к рекламе. Это особенно кажется так по контрасту со страданиями России. Глядя на волны ласкового моря и сияние южных небес, отражающиеся в беспроблемном характере тайцев, начисто лишенных наших психологических комплексов, я с ужасом вспоминала климат России вкупе с ежедневными эксцессами социальной жизни. Мне не хотелось возвращаться домой. И есть русские, которые не возвращаются. Есть и европейцы, которые остаются жить в Тайланде и ближайших странах, строя дома на островах или приобретая гостинницы — и включаясь в обычный тайский бизнесс по обслуживанию туристов.

Если Тайланд описывать в цвете — духота городов ассоциируется с пыльно-охристым оттенком оранжевого, в котором ходят по Тайланду буддисты. Флаг Тайланда имеет горизонтальные полосы красного, синего, белого, синего и снова красного.— Но эти цвета у меня меньше ассоциировались с национальным духом страны. Правда, великолепные буддийские храмы часто имеют праздничный красный цвет в золотом обрамлении бордюров на фронтоне остроконечных куполов. Эти резные бордюры, с длинными острыми завитками на концах, похожими на языки огня, в тайской архитектуре, по-видимому, происходят от китайского образа драконов, чешуя и хвост которых изобилует такими же загогулинами.

Сами драконы, чаще с зеленой или бронзовой чешуей, обычно украшают лестницу, ведущую в храм. Хвостами обращенные ко входу, а прекрасными золотыми головами с открытой красной пастью — к посетителям, они служат ее перилами. Красно-золотым изображается и Гаруда на гербе Тайланда — аналогичная нашему царственному орлу ездовая птица индийского бога Вишну, пожирающая змей (а в Тайланде — видимо, носитель его воплощения Будды): олицетворение Солнца, разгоняющего тьму.

Что касается синего, то темно-синий, почти черный, может ассоциироваться с прохладой гор: где черный — цвет национальной одежды, с цветастыми полосами и шапочкой, украшенной серебрянными украшениями и рядами круглых колокольчиков. Море же в Тайланде не бывает синее. Оно ярко-бирюзовое: зеленовато-голубого цвета — или просто зеленоватое на отмелях, где сквозь воды просвечивает белый морской песок из обломков ракушек.

Тайланд — доступная возможность познать мир юго-восточного региона, так как соседние страны — более недоступные и закрытые. Я сперва хотела поехать отдохнуть в тепло Индии, душевно мне родной. Но супруг советовал посмотреть какое-нибудь другое место, где я не была. Тайланд подходил более всего: поскольку это достаточно дешевая страна, где цены сравнимы с нашими, из-за отсутствия проблем с визой, а еще из-за того, что женщине там легко и безопасно путешествовать одной (что нельзя сказать о популярных для отдыха мусульманских странах: Египте и Турции, и потом в Новый год там прохладно, а в Тайланде жарко всегда). Я не совсем была морально готова путешествовать по стране, психологически мне не очень близкой, если судить по стандартным отзывам о Тайланде,— но когда узнала, что там есть горные народы и старые развалины, мой интерес к истории и географии перекрыл сомнения.

Цены в Тайланде сравнимы с нашими, чуть выше (в отличие от Индии, где они ниже). За три недели мы вместе с дочкой сменили 6 поездов и 6 раз плыли на корабликах, в целом истратив 400$ — но это было в обрез (в Индии мы за месяц истратили менее 190$: в два раза меньше, ни в чем себе не отказывая). В Тайланде мы отказывали себе в катании на слонах и на такси, выбирая автобусы, хотя порой приходилось пользоваться услугами рикш. И мы ездили сами. Если же полагаться на официальные экскурсии, можно легко истратить и в 10 раз больше.

Визу в Тайланд на две недели можно сделать в аэропорту, имея при себе 2 фотографии: виза сейчас там стоит 25$. На более долгий строк: до двух месяцев — туристская виза делается заранее, и для ее получения требуют бронь отелей на весь срок пребывания. Поскольку мы почти каждый день ночевали в новом месте, и я заранее не могла знать, где нам понравится, то бронь отелей была нам не нужна: тем более, что в любом месте в Тайланде можно без проблем найти подходящую гостиницу безо всякой брони (как и в Индии). Тайланские власти перестраховываются: чтобы иностранцы внесли в местную экономику как можно больше валюты. Я оформила визу через турфирму: за 40$ (при этом за ребенка, вписанного в паспорт, платишь еще столько же — в отличие опять же от Индии, где виза офомляется на паспорт: за ребенка отдельной платы не берется).

Из дешевых в Тайланд летают узбекские, новосибирские и украинские авиалинии. Из Ленинграда туда-обратный билет стоит порядка 600$, из Москвы — 500$ (детям — скидка 30%, а новосибирскими авиалиниями — 25%). Новосибирскими я лететь не советую — у нас были эксцессы, и путь более долгий. Лучше всего лететь узбекскими линиями, но мое путешествие пришлось на Новый год — дочкины школьные каникулы, а узбеки в это время выдают билет только на две недели. Украинцы перед Новым годом вдруг взвинтили цены, и пришлось лететь через Сибирь. Устали мы очень, потому что несколько часов сидеть ночью в Новосибирском аэропорту, где на улице -19, и потом попасть в сумерки в незнакомый мегаполис Бангкок, где +36, и в темноте искать гостиницу — не лучший вариант.

Климат Тайланда нельзя назвать мягким (в Индии климат лучше). В Тайланде даже в январе в городах слишком жарко. Хочется сразу уехать оттуда на океан или в горы, в крайнем случае покататься по реке или сбежать на какой-нибудь протекающий в окрестностях водопад. Реки и водоемы в городах слишком теплые и обычно грязные. Солнце встает 6 утра и заходит в 6 вечера. Разница с Россией составляет 4 часа. И с точки зрения жары путешественнику в 6-7 утра нужно встать (по нашему времени — 2-3 ночи), в 7-8 выйти из гостинницы и до 10-11 быть там, куда он хочет в этот день добраться. С 12-ти до 4-х лучше статично быть в каком-нибудь месте и отдыхать, в 5-6 прийти туда, где можно заночевать, и в 8-9 лечь спать. Если мы до 10-ти (по российскому времени это 6 вечера) не добирались до кровати, то просто падали от усталости, засыпая на ходу. (Правда, надо иметь в виду, что мы именно путешествовали, а не сидели на одном месте. Но сдвиг времени по сравнению с Россией дает о себе знать, и по возвращении у дочки несколько дней в 6 вечера наступала депрессия, а я просыпалась в 3 ночи.)

Главные тайские праздники — в апреле и в ноябре. В апреле — тайский Новый год и праздник, когда все поливают друг друга водой: что актуально, если учесть что апрель-май — самые жаркие месяцы (аналогичный праздник есть в Индии). Дальше, в июне, начинается сезон дождей, который длится по октябрь. С июля — время буддийского поста (асалоха Буча). А в ноябре в полнолуние празднуется конец поста (ок панса). Во время праздника Лой Кратханг в реки пускаются тысячи лодочек, уносящих грехи. Как написано в путеводителе, в старой столице Сукхотае проходит представление со световыми эффектами, и в центре северного горного района Чианг Май также устраивается большой праздник. Широко отмечается также буддийский праздник Маха Буча в феврале: проповедь Будды перед 1250 учениками, и сельскохозяйственный праздник в мае — день 1-й борозды. Если стремится попасть на праздники и одновременно миновать жару, лучше всего ехать в Тайланд в ноябре.

Что прежде всего поражает русского путешественника в Тайланде — это то, что Тайланд — очень современная страна. Это цивилизация XXI века, со всеми ее прелестями и недостатками: небоскребами, бизнес-центрами, техникой и автобанами, до которой нам далеко. Техника психологически занимает больше места, чем люди, и, как во всякой цивилизации, возникает ощущение, что в Тайланде много народу. Оно связано еще и с тем, что все же значительную часть страны составляют горы, и в ней не так много ровных площадок для жилья — а там, где они есть, возникает переизбыток населения. 65% площади Тайланда составляют джунгли. Эта черта напоминает Россию с ее огромной территорией болот, тайги и тундры, и одновременно лоскутками земли, действительно издревле пригодными для жилья и земледелия.

На самом деле в Тайланде еще в середине 20 века проживало всего 15 млн человек, сейчас правда уже около 50 млн, что для этого региона немного. Но этого не скажешь по мегаполису Бангкоку, где автобусы с трезначными номерами ездят с утомительной для пассажиров скоростью: со второй половины дня наглухо застревая в транспортных пробках. В Бангкоке есть здания в 40 этажей, и у всех подряд мобильники — но нашего туриста: если его не сразу увезут на пляж на Патаю, а он решится на свой страх и риск самостоятельно прогуляться по Бангкоку — это вряд ли порадует. Все запружено транспортом: движутся машины, автобусы, рикши. В Тайланде все ездят на мотоциклах, включая девушек. Часто на лицах мотоциклистов — маски от выхлопных газов. Увидев, что Бангкок более цивилизован, чем Москва: более развит в западную сторону,— а потом обалдев от жары и шума мегаполиса и грохота транспорта и представив себе, что и нас может ожидать такое будущее, русский человек скорее всего скажет: нам такого будущего не надо (если он, конечно, окажется способен рассуждать в такой ситуации)!

Как мегаполис западного типа, Бангкок быстро заставляет понять, что будущее — за более экологичным образом жизни, где преодолены проблемы избыточности техники и транспорта, и скученности людей. У нас они, к счастью, еще себя не проявили настолько, как в странах западной цивилизации и ее восточном детище — Тайланде. Но когда их видишь воочию, понимаешь, что Земля уже задыхается от техники и глобализации и долго так продолжаться не может. Даже в небольших тысячных городах Тайланда мне хронически не хватало природы — по контрасту с повсеместно раскинутыми миллионными городками Индии, где никакой ностальгии по природе у меня ни разу не возникало. В жизни и культуре, Индия хранит естественность с первобытных времен. А Тайланд — современней современного и в том, и в другом.

В этом несомненно есть и позитив. Современность Тайланда связана с динамикой взаимодействия — что астрологически соотносит страну со знаком Близнецов. Он стоит в очень выгодном месте на пересечении стран и транспортных путей: между Индией и Китаем; между Бирмой, Лаосом и Камбоджей, между не слишком легко доступными отрогами гор Тибета и морским побережьем Малазии. Через Тайланд проходил караванный путь: отсюда символ Сиама — его слоны, на которых возили грузы. Слонов активно используют в народном хозяйстве и сегодня. До недавнего времени они возили лес, а когда вырубки в Тайланде закончились, слоны стали возить туристов. Катание на слонах в городах и сафари на лесных тропах – источник бизнеса для тайцев, позволяющий им сохранять большое поголовье любимых национальных животных.

За знак Близнецов говорит и склонность к товарно-денежным отношениям. Это самая капиталистическая страна региона в окружении стран с ориентацией на социалистические модели: с севера Китай, с Востока — Вьетнам, Лаос и Камбоджа, а с запада — закрытая Бирма, официально называемая социалистической, и умеренно-капиталистическая Индия.

Тайланд имеет также черты других знаков весны: Тельца и Овна. С этими знаками, ставящими акцент на физическом, телесном, ассоциируется столь популярный у туристов тайский массаж. Кроме того Телец — это внешняя красота: архитектура и изящные садики Тайланда. Но Телец строит дома человеческого размера, а архитектура Тайланда — сверхчеловеческого размаха, и по-близнецовски самая легкая в юговосточном регионе: остроконечная, по сравнению с квадратно-рациональными пагодами Китая и более монументально-укорененными храмами Индии и Камбоджы.

Что касается Овна — это активность и простота, демократизм (впрочем, в характере Близнецов это тоже есть). Активность в целом присуща юго-восточному населению нашей планеты, по сравнению с которым северо-запад кажется сонным. Как и в Индии, в Тайланде автобусы быстро приходят и быстро уходят, не ожидая зазевавшихся. А медлительность русских в сравнении с тайцами, как эстонцев в сравнении с нами.

Овен — знак опоры на личность, и в Тайланде король — доныне опора государства и религии. В храмах его изображение почитают вместе с буддами. Отношение к нему неформально — тайцы и в самом деле любят своего короля.

Цвет Овна — красный, и красным был первый сиамский флаг, на котором в XIX веке появилось изображение белого слона (белый — идеал чистоты и нравственности). Этот священный образ, символизирующий в Тайланде королевскую власть, легенда объясняет так. Мать праротителя тайцев, будучи беременна, увидела белого слона во сне. Голос свыше пояснил, что ее сын пройдет через 80 тысяч перевоплощений и закончит свой путь в образе белого слона, и тогда его возьмут к себе боги. Это иной вариант мифа о рождении Будды.

За знак Овна говорит и то, что Тайланд остался независимым. Англичане захватили Индию и часть Бирмы. В то же время французы заняли Камбоджу и Лаос. И те, и другие стремились сделать колонией большое земледельческое государство Сиам, как лакомый кусок, лежавшее посередине. В результате прений дипломаты обеих стран договорились оставить его самостоятельным государством. Во II Мировой войне Тайланд поддерживал Японию, а в связи с капитуляцией Японии в стране начали хозяйничать американцы.

Хотя исторически духовная культура Тайланда когда-то пришла из Индии и отчасти приняла формы Китая, сегодня в Тайланде более всего ощущается влияние Японии. В тайских парках или рядом с храмами можно увидеть карликовые деревца: японский бан-сай. Чистота в Тайланде тоже японская: обувь там снимают не только при входе в храм или к себе домой, но порой при входе в фирмы или магазинчики (конечно, не в пыльном Бангкоке). Японцы любят отдыхать в Тайланде и делать там дела. За влиянием Индии, Китая и Японии не очень чувствуются собственные корни — как и в Америке, другой стране знака Близнецов.

Для любителей астрологии добавлю, что Япония соответствует знаку Девы, а это родственный знак для Близнецов: они хорошо дополняют друг друга. (Говоря астрологическим языком, в Деве экзальтируется управитель Близнецов Меркурий, а в Близнецах — управитель Девы Церера, и качества одной страны создают хороший фон для проявления качеств другой.) Мифологически Близнецы — нарушители запретов, и это можно ассоциировать с подчеркиванием сексуальности в туристско-курортных местах: чем слишком хорошо известен Тайланд (как и Япония с ее чрезмерной рациональностью: которую японцам, похоже, приходится перешибать всеми средствами, чтобы добраться до чувств). Секс-шоу и трансквеститами известна туристская Патая, но я с такими явлениями не сталкивалась, поскольку в Патае я не была, из-за отсутствия времени, как и особого желания. И можно добавить, что за 22 дня я лишь раз видела в Тайланде рекламу с примесью сексуальности — а в нынешнем Санкт-Петербурге за один день встречаешь десяток подобных плакатов. Но продолжу о хорошем.

Чувство современности: попадания в настоящий момент и распахнутость будущему (пусть и такому, которое нельзя принять как свое) несет и еще один большой плюс — ощущение душевной молодости, присущей знаку Близнецов,— отчего эта страна столь хороша для отдыха. Право же, я уезжала в Тайланд усталой матерью двоих детей, а вернулась — как восемнадцателетняя подружка своей одиндцатилетней дочки, с которой ездила отдыхать.

Религия Тайланда — тайский буддизм — возможно, самая современная из мировых религий. Поразительно, сколько в ней символики — порой кажется, что все внутреннее уже стало внешним. В храме редко один Будда — обычно там целая компания: будд-мужчин и будд-женщин. В разных храмах — разные статуи. Разнообразные позы будд откровенно выражают соответствующее душевное состояние. Это делает очевидной ту простую истину буддизма, что Будда есть в каждом, или что каждый — будда, даже если он еще не раскрыл своего истинного "я". Вероятно, тайцы так и понимают свою религию, если не рационально, то интуитивно — и с этим связана легкость их отношения к жизни и смерти, о которой я расскажу позже.

Может, в силу этой своей рациональной простоты буддизм не теряет популярности в Ленинграде (хотя нам близок буддизм холодного климата Тибета. Нас поражает, как тибетские монахи в мороз сушат на теле мокрые простыни: в нашей сырости актуальна тема выработки тепла. А жаркий климат Тайланда создает свои особенности — не привычную нам внешнюю яркость и открытость эмоциям, даже более, чем уму). В Тайланде западные иностранцы уважают буддизм: опора на индивидуальность, присущая этой религии, психологически близка Западу.

Тайцы относятся к иностранцам, как к источнику дохода: это создает сложность вступить с ними в душевный по-русски контакт. Хоть это и мягкий народ, они блюдут свою выгоду и кажутся себе на уме (хитрость — еще одна черта знака Близнецов). Они плохо понимают английский, используя в нем тоны и дифтонги, которые являются частью их собственного языка. Понять их произношение русскому человеку сложно, даже когда они просто называют свое имя.

Тайская письменность, происходящая из индийского алфавита деванагари (все же достаточно строгого письма, в котором можно при желании разобрать отдельные буквы), для иностранцев предстает разве что орнаментом завитушек. Когда подобные завитушки вы встречаете вместо английского названия улицы или номера автобуса, а тайцы по карте, где все написано по-английски, никак не могут указать, где вы находитесь, и начинают бесконечно долго обсуждать это между собой на своей мелодичной фонетике, создается впечатление, что Бангкок, как мегаполис, словно специально существует для потери ориентации в пространстве. Если вдобавок еще знать, что один звук в тайском может писаться разными многообразными способами и несколькими буквами тоже — и только человек, который очень хорошо знает язык, будет по-тайски читать правильно, — то путешественнику, для которого Тайланд никогда не будет родным домом, не стоит и пытаться проникнуть в его письмо, как и в устную речь.

Может быть, поэтому в Тайланде легко общаться с иностранцами: они часто здороваются друг с другом и порой выражают готовность помочь, чего обычно не ждешь от западных людей (именно потому, что на тайцев надежды мало, несмотря на их внутреннюю мягкость, присущую юго-восточным людям).

Меня всегда более всего интересует культура страны — которую в ограниченные сроки поездки проще всего понять изнутри, через религию: нанизывая внешние детали на внутренний стержень. Ежедневно встречая храмы и алтари с десятками будд, я не могла не окунуться в буддизм, и в рассказе буду описывать его храмы, — хотя понятие религиозного паломничества плохо связывается с красочной жизнью этой страны. Это ведь не Россия с ее внутренней строгостью и сдержанностью, не Индия с ее повсеместной верой или уж никак не избранный тремя религиями город Иерусалим — наследник традиций древних вавилонян, с их археологическими памятниками с огромными глазами, которые глядяли на своих богов, говоря: "Связь Неба и Земли — город, и мы живем в нем". Но ориентация Тайланда, как страны жаркого климата, на самое что ни на есть поверхностное дает в конечном итоге ощутить то современное единство внешнего и внутреннего, которое поражает в Тайланде. И которого, возможно, нет ни в одной другой стране из хорошо известных: ни на совсем неверующем Западе, ни на слишком религиозном Востоке.

Примером того, как проявляется в обыденной жизни единство мирского с духовным, может служить то, что в языке не различаются понятия храма — и монастыря: слово "ват" используется для того и другого. Лет в 10-12 тайские мальчики по традиции проводят несколько месяцев, а то и пару лет вместе со взрослыми монахами при храме или в монастыре, получая религиозную подготовку до вступления в обычную взрослую жизнь.

Другой пример. Тайланд — монархия: королевство. И все тайцы религиозно почитают своего короля и королеву, различные изображения которых зачастую есть в храмах. Король — настолько сакральная фигура, что это даже может быть в ущерб ему как человеку. В истории Сиама был случай, когда король утонул на глазах царедворцев: достаточно было протянуть руку, чтобы спасти его, но прикосновение к королю или кому-то из его семьи считалось святотатством. Сакральность древнейших времен, когда царя приносили в жертву, как связь земли и неба, еще не совсем ушла из Тайланда.

Тайские короли последней династиии носят имя Рамы: индийского эпического героя и бога, воплощения Вишну (как и все герои). История Рамы и его верной супруги Ситы, за которую он сражался с самим повелителем тьмы — демоном Раваной, таким образом, до сих пор проецируется на реальных короля и королеву. И сливается с добродетелями буддизма и его историей.

Судя по фрескам, картина жизни Будды в Тайланде выходит далеко за рамки простой истории индийского Сидхартхи Гаутамы (видение страданий болезни, старости и смерти, отшельничество, просветление и познание закона мироустройства, передача учения и уход в нирвану). Она изобилует событиями, в которых принимают участие птицы, животные и другие люди: не только полуголые отшельники, но и царственно одетые миряне. Иностранец, знакомый только с традиционным буддизмом, вряд ли разберется в этой картине.

В Индии много фресок: на порядок больше, чем икон в христианстве, но сюжеты все же повторяются. А вот в новых красочных храмах Тайланда, где разнообразие доминирует над повторами, создавалось впечатление, что художники сегодня стали рисовать каждый на свое усмотрение супер-современное понимание духовного процесса. Если в Индии я легко понимала содержание всех фресок, просто прочитав "Рамаяну" и "Махабхарату", в Тайланде, при всем знании исторических корней религии, мне оставалось полагаться только на интуицию.

Я сожалела, что никакой буддийской литературы Тайланда на английском языке мне не попалось. В книжной лавке на ж/д вокзале на тему духовной истории я видала только комиксы для детей. Поскольку они были на тайском, информации это мне не добавило. Правда, детям лучше дано видение конкретики жизни, и моя дочка Сияна, глядя на изобилие животных и птиц в буддийских храмах, невозмутимо заявила: "Для птиц Бог предстает в виде птицы, для животных — в виде животного, для людей — в виде человека." Я люблю ее обобщающе-стрельцовские выводы: подросткам всегда кажется, что они понимают жизнь лучше своих родителей, которые от нее уже отстали. Но ведь так и должно быть, ради мирового развития!

Сияна уловила дух буддизма: где образ животного могут принимать даже боддхисаттвы, если их цель — проповедывать нравственный закон дхармы среди животных. В мире буддизма широко распространены легенды о прошлых рождениях Будды в образе зверей и птиц. — Это третий пример единства низменного и высокого.

А четвертый — более всего меня в тайских храмах меня поразило, что там может располагаться рулетка. Семь будд в разных позах обозначают дни недели, под которыми по кругу цифр бегает огонек. Кидаешь монетку под статуэтку будды со своим днем недели (все тайцы, конечно, знают свой гороскоп), и зажигается огонек под числом, соответствующим определенному лунному дню. Остается взять листочек с номером и предсказанием на тайском и английском — и прочесть, что в целом будет все хорошо, в социальных делах кому-то будет удача, а кому-то нет, а для кого-то все забудется, как сон, но в любви точно будет счастье. Как астролога, меня такая профанация порадовала: хорошо, когда все ясно (и как астролог я не верю предсказаниям такого рода: конечно, существует мировой синхронизм и нет ничего случайного, но человек вправе не использовать подсказки уже существующего мира, если хочет что-то изменить). Но наше христианское понятие о религиозности, конечно, сложно увязать с таким подходом.

Вот такие шокирующие впечатления от сверх-современной цивилизации и духовной жизни страны. А теперь начну по порядку.

ТУДА И ОБРАТНО

Мы прилетели в Бангкок вечером, быстро прошли паспортный контроль и миновали длинную очередь на такси — в которую я, конечно, становиться не стала. От аэропорта через несколько линий шоссе вел навесной мост на ж/д станцию: на электричке можно добраться до вокзала, и это оправдано, так как сразу окажешься в центре города, а оттуда всегда проще добраться, куда надо.

Но я неправильно оценила расстояния и решила, что можно доехать и на автобусе, как мне советовала подруга. После некоторых перипетий мы выяснили нужный нам номер, дождались его и сели в автобус. Но там нам путанники тайские кондукторы сказали, что этот автобус не доходит, куда надо, с него нужно пересесть на другой (хотя на самом деле этот номер 59 подходил близко к кварталу Ко Сан Роуд, куда мы ехали: там дешевые гостиницы, и близко к реке, и к главным достопримечательностям тоже. От ж/д вокзала на Ко Сан Род ходит номер 53). Вывод: в Тайланде не надо слушать кондукторов (и других тайцев тоже — они не настолько хорошо знают свой слишком огромный город, чтобы давать путешественнику полезные, а не вредные советы). Не стоит по русской манере доверять всем подряд, а надо вести свою линию. Доверять следует только карте.

Мы вышли из автобуса, долго ждали другой трех-значный номер, который сначала поехал практически в обратную сторону, и потом еще ехали часа два с черепашьей скоростью. "Ладно,— сказала я дочке, — Представим, что это у нас экскурсия по городу." Хотя я обращалась к кондуктору несколько раз, он все же высадил нас не совсем там, где нужно, а на пару остановок позже, и мы еще час разыскивали дешевую гостиницу, где останавливалась моя подруга. Как говорит тайская пословица, "все люди хороши, пока не просишь у них помощи." А нам приходилось спрашивать приходилось на каждом углу, и каждый раз нас не понимали. Мы слушали мелодичное мяуканье тайцев между собой, которые неопределенно показывали рукой в нужном направлении, вместо того, чтобы по-английски четко объяснить, через сколько переулочков нужно сворачивать. Когда мы в темноте нашли гостиницу, выяснилось, что там мест нет, но тут же выглянул хозяин соседней, и мы устроились там не хуже. Вместе помылись, я сварила дочке кипятильником ее любимые быстроразваривающиеся макароны, и часа два мы делились впечатлениями от жизни, пока не уснули.

Конечно, мы устали, и моя тактическая ошибка в первый же день тоже объяснялась усталостью от дороги: в Домодедово мы были в 7 вечера, а в Бангкоке — в 5 вечера следующего дня. Через Новосибирск длительный перелет, как и ожидание там, и в самолетах я не спала. — Только устроишься отдохнуть, несут крайне вредное ночью для печени двух-разовое питание практически из одного мяса — от которого, надо полагать, цена на билет значительно выше.— Говорят, на Западе появились самолеты без обслуживания в стиле "все включено",— более дешевые: это было бы выходом для нашего нормального, безденежного туриста.

Наши аэропорты меня тоже раздражали: для меня было новостью, что и в Москве, и в Новосибирске теперь обыскивают с ног до головы, заставляя снимать пальто, шапку и обувь, не говоря об обычной проверке сумок. Не знаю, кто как относится к борьбе с мировым терроризмом, я такую процедуру воспринимаю как унижение. Вероятно, нередко бывали протесты и со стороны других людей, поэтому в Новосибирске репродуктор периодически сообщает, что кто возражает против русского метода защиты от террора, может вовсе не лететь.

Кроме того, в самолетах запрещено ныне провозить ножи, длина которых может достать до сердца (кто это мерил — уму непостижимо!). Мой супруг положил мне в сумку складной нож вместе с кипятильником, но к счастью, не сказал об этом. "Что это у вас там?"— спросила служащая аэропорта, обнаружив на экране полоску железа. "Кипятильник,"— чистосердечно ответила я. Таким образом, нож мы все-таки провезли. И потом, с удовольствием оттого, что хоть в чем-то провели наши власти, отплатив им за унижение, чистили им ананасы и резали арбузы.

Обратно, кстати, тоже было не все гладко. В Тайланде никого не раздевали, но как во многих других странах ввели аэропортовый сбор: якобы в связи с усилением защиты от террористов — хотя никакой особой защиты я там не заметила. Этот сбор, который взимается уже после регистрации билета и выдачи посадочного талона: чтобы просто пройти на посадку — на двоих составил 1000 бат (750 рублей). Новосибирские авиалинии меня о нем не предупредили, и я в последний день истратила все до копейки. "За такую сумму,— по-русски сказал мой супруг,— пусть уж лучше раздевают, хоть догола."

"Как будем решать вопрос?"— обратилась я к представителю новосибирских авиалиний в аэропорту. "А мне какое дело? Это типичный случай,"— ответил мне молодой хорошо упитанный мальчик, причесанный и одетый в стиле яппи. "Ваши авиалинии меня не предупредили. Денег у меня нет — так что мне делать? Здесь оставаться?"— я уже выходила из себя, потому что Яся начала плакать. "Хотите — оставайтесь,— ответил он.— Вы тут не кричите, а то..." Что "а то", он сказать не мог, потому что его хамство новосибирца слишком контрастировало с внутренней мягкостью служащих-тайцев.

Думаю, если бы дело было в Индии, вопрос был бы решен за пару минут: меня бы просто пропустили с ребенком за загородку бесплатно, и все. Но тут тайский служащий сказал, что аэропортовый сбор относится к ведению другого юридического лица, которого поблизости нет, и они платить за меня не могут. "Обратитесь к друзьям,"— посоветовал он. "У меня здесь нет друзей,— ответила я.— Я одна с ребенком." "Но есть же тут русские,"— сказал он.

Я лишь трижды встречала в Тайланде русских — и два раза это были что называется новые русские, и большей эмоциональной непрошибаемости, чем у них, в Тайланде я не встречала. Эгоизм хранил их от малейшего проявления соучастия, даже просто в светской беседе: где от людей ничего не требуется, кроме душевной реакции. Душевность традиционно считалась русским качеством, но в Тайланде я для себя впервые открыла, что образовалась воистину новая порода людей, начисто его лишенных. Если мне кто в дороге и помогал, так только иностранцы. Потому на русских я совершенно не рассчитывала. К счастью, основная толпа уже прошла, и у стойки стояли две пары: наши женщины с мужьями иностранного вида. "Конечно, мы поможем, вон ребенок плачет,"— сказала одна из них. Муж другой запустил руку в карман и достал необходимую сумму. "Давай напополам,"— остановила его жена. В общем они скинулись, я заплатила, и часа два после этого приходила в себя, гуляя по ту сторону загородки вдоль километрового ряда магазинов, где все было в десять раз дороже, по сравнению с ценами в городе. Самолет часа на три опоздал.

В общем, по дороге туда и обратно, я вполне поняла, почему мой супруг не хочет ездить отдыхать за границу, хоть и любит путешествовать (летом мы обычно плаваем на байдарке по Ладоге, а раньше, пока не было детей, ездили по всей стране). Ну а если не считать того, что по дороге туда обыскивают, а обратно — не выпускают вовсе, наш полет был приятным. В самолете я читала журнал о том, как традиционно справляли Новый год в разных странах и как нынче собираются справлять его в Тайланде новые русские. Конечно, новым был лишь образ жизни со жратвой и бассейном под боком, а новогодние образы Снегурочки и космонавта вполне соответствовали открыткам советских времен.

Как астролог скажу, что на отъезд и приезд у меня были уж очень плохие аспекты гороскопа: с точки зрения судьбы ехать было полной авантюрой. Можно добавить, что в Бангкоке у меня остановились часы и не дошел первый посланный домой e-mail. Но выбора не было, если я хотела совместить свой интерес к дальним странам с дочкиными каникулами, пока у нее скидка на билет (до 12 лет). На следующее утро, пока Сияна спала, я съездила на автобусе на ж/д вокзал и купила билеты до Чианг Мая: столицы северной, горной части Тайланда. А также взяла там бесплатно карту Бангкока, которой мне очень не хватало в предыдущий вечер, и еще кое-какие материалы. Билетов на тот же день не было, я взяла на вечер следующего (в поездах лучше ночевать). На Чианг Май каждый день шло несколько поездов, и я обрела важную для путешественника уверенность, что с транспортом в Тайланде все в порядке (как и в Индии, где билет можно взять если не в тот же день, то на следующий). Для осмотра Бангкока у нас таким образом получилось два дня.

МЕГАПОЛИС БАНГКОК И ЕГО АРХИТЕКТУРА

ХРАМ ДРЕВА БОДДХИ

Самое впечатляющее в Тайланде — это его архитектура. Прежде всего, это, конечно, архитектура храмов. Но мне также понравился издалека видный огромный треугольник вантового моста через главную реку Бангкока. Нельзя не оценить и бангкокские многоэтажки, если смотреть на них не вблизи, в духоте дня, а издали и вечером, когда они светятся огоньками окон. В других местах меня порадовали больницы (на которые всегда есть указатели на дорогах, отчего я и обратила на них внимание): порадовали именно тем, что они не являют собой безликий квадрат зданий, как у нас, а могут иметь те же изящные формы, что гостиницы и храмы. Такая больница, островками остроконечных крыш по архитектуре приближающаяся к храму, ныне строится на острове Самуй. По сравнению с красотой бытовых и великолепием религиозных сооружений Тайланда, в Индии архитектуры нет как таковой, а наши новостройки и современные бункеры-дачи лучше не вспоминать.

Чтобы не замечать жары Бангкока, в нем нужно гулять по реке — Чао Прайе. По ней ходит кораблик — речной трамвай — который за 8 бат (6 рублей на наши деньги) довезет до главных архитектурных достопримечательностей Бангкока. Это Королевский дворец, храмы Ват По и Ват Пра Крео: храм Изумрудного Будды, а на другой стороне реки — Ват Арун: храм Утренней Зари.

Река создает оживленное и веселое впечатление — может, потому что в ней постоянно плавают пароходики и лодки: курсируя в ту и другую сторону, на тот и другой берег. Впрочем, в ней плавает еще много чего: я запомнила большие кокосы и островки травы, на которых сидели птицы поменьше наших цапель. Так что как нам ни хотелось, но купаться мы там не стали.

Вдоль реки более десятка небольших пристаней. Мы вышли к пристани недалеко от моста, и от нее было всего две остановки влево до Королевского Дворца и Храма Изумрудного Будды. Хотя пока мы ждали кораблик, я успела сопоставить радость бангкокского тепла и свежесть прохлады от реки с мрачной зимой России (вспомнив родственников с их нереализованными идеями),— катание по реке я вспоминаю с неподдельным удовольствием.

На улицах вблизи храмовых комплексов к нашей радости народу было мало — в отличие в суеты центральной части Бангкока. Храмовые комплексы сразу впечатляли своим размером и количеством золотых и разноцветных построек, хотя из-за окружавших их стен были виден лишь их остроконечный верх. По одну сторону улицы, запруженной такси и рикшами, желавшими подзаработать на туристах, располагалась Королевская резиденция, по другую — храм Лежащего Будды или Дерева Боддхи. Мы еще не успели дойти до главного дворца и храма, как наш вид привлек внимание какого-то рикши, который сказал, что они сегодня закрыты, и предложил отвезти нас к другому храму. Мы съездили туда, сфотографировав золотую статую Будды и другую, со змеями над головой — наследника индийского Шивы, и китайский храм по дороге. Но закрытым был как раз тот основной храм монастыря, куда он нас вез (Ват Сутхат). А храмы у причала оказались открыты (как я и ожидала, по индийской привычке не доверяя рикшам, — впрочем, он взял не очень много денег, отчего я и согласилась).

И мы сначала пошли в Ват По: храм дерева Боддхи — аналога того дерева, под которым Будда испытал просветление. И оказались во власти сказки тайской архитектуры. Один алтарь там прямо на улице, под украшенным ленточками деревом. Он укрыт разноцветными зонтиками: исторически это символ царской власти, а в буддизме — добродетели. В этом храмовом комплексе, кроме храмов, с типичными тайскими треугольниками загнутых крыш с злотыми драконами, много остроконечных красивых цветных ступ в расписных камешках, а также маленьких садиков, из аккуратных и порой карликовых деревьев, где бьют фонтанчики воды из трубочек проведенного повсюду водопровода. Мы там умылись, Яся смочила одежду, а я голову — и сразу стала лучше воспринимать символику алтарей и красоты храмов: был уже разгар дня, а днем в Бангкоке все же очень жарко.

Главная достопримечательность Ват По — покрытый золотом лежащий Будда огромного размера (наследник спящего Вишну — отдыхающего в безвременьи Творца). Сфотографировать у меня получилось только его стопы — выше человеческого роста, уже не золотые, но темного камня, на которых рядами были изображены будды, храмы, зонтики, птицы и еще много чего. Я вспомнила стопы Вишну, который двумя шагами перешагнул Небо и Землю, в индийской Гайе, рядом с буддийской Бодгаей. Но тайский Будда производил совсем иное эмоциональное впечатление. Сам его размер обозначал присущую Тайланду заземленность. С другой стороны, динамика курсирования людей вокруг — и то, что этого Будду почитают: это храм, одновременно с тем, что это памятник и музей,— опять же создавало ощущение жизни, очень современной.

Интересно, что поскольку Будда лежит на правом боку, обходить его приходится против часовой стрелки — а не по ее ходу, как обходят индуистские храмы. Впрочем, обычно буддийские храмы не обходят вокруг, а просто садятся перед изображением. В другом, более традиционном, храме было изображение Будды, к которому были повернуты скульптуры его пяти первых учеников (перед которыми он дал обет постичь закон мироустройства, когда впервые испытал просветление под древом боддхи). Над Буддой под потолком висел зонт, а спереди стояли еще две маленькие статуэтки будд.

А на полу — два золотых кораблика: длинные тайские лодочки, подобные тем, в которых тайцы издревле переправлялись на другой берег своей реки Чао Прая, где возвышается храм Утренней Зари. В лодочки в храмах тайцы ставят зажженные свечки — наверное, чтобы доплыть до берега счастья. (У меня же они в первый момент ассоциировались с картой Таро, где в лодке плывут мужчина, женщина и ребенок, к другому берегу сознания: эта карта середины Водолея и астрологически, кстати, соответствует России. О буддийской символике переправы чуть позже.) Свечки и ароматические палочки обычно ставят также в чашку с землей перед алтарем.

Кстати, символ кораблика – это и христианский символ. Еще византийская базилика – проообраз наших православных соборов, разделялась колоннами на три или пять проходов – нефов: от лат. «navis» – корабль. Неф символизировал корабль, на котором верующие во время совместного богослужения, плыли в небесное пристанище: обращаясь лицом на восток: к восходу солнца и алтарю, который символизировал рай (на западной стене в старых соборах можно видеть сцены ада).

В третьем храме в алтаре было восемь стоящих золотых статуй будд разного размера, и все женщины. Поднятая рука, ладонью обращенная к прихожанам выражала жест благословения, а психологически — успокоения (утешения), словно говоря: "остановитесь." От него веяло буддийским покоем.

ХРАМ ИЗУМРУДНОГО БУДДЫ

Оттуда мы направились в Королевский дворец и храмовый комплекс Изумрудного Будды: на другой стороне улицы. Прогулявшись вдоль его неприступной стены, мы не сразу нашли те ворота, куда пускают туристов: все ворота охраняются военными.

Королевский дворец был построен при короле Раме I, как и многие другие достопримечательности Бангкока. До него королевская резиденция размещалась в Тхонбури, на западной стороне реки Чао Прая. Но по разным причинам король счел прежнее место непригодным для жизни, и перенес столицу на другую сторону реки, основав город Раттанакошин — нынешний Бангкок. Строительство новой резиденции было завершено в 1782 году, и он включает не только королевскую резиденцию и тронный зал, но ряд государственных учреждений — отсюда и охрана.

В северной части Королевской резиденции расположен изумительно прекрасный храмовый комплекс Изумрудного Будды (Ват Пра Кео). Туда продаются билеты, и стоят они дорого: 200 бат, но он стоит того, чтобы его посмотреть. Сказать, что стены его сооружений и статуй потрясают своим золотым резным великолепием — не сказать ничего. Это действительно самый красивый храм Тайланда, где волшебство его архитектуры провилось во всем своем блеске.

Кроме храма Изумрудного Будды в середине храмового комплекса находится большая золотая ступа Пра Сиратана Чеди (хранящая часть тела Будды, как и все известные ступы); столь же сверкающее резным золотом остроконечное здание с колоннами Пра Мондоп, где хранятся священные письмена на пальмовых листьях; и миниатюрная модель храма Ангкора, сочетающая золото с синевой и вырезанная по приказу другого короля Рамы IV. На улице привлекают внимание золотые статуи дев-птиц — причем это тоже будды: в царских остроконечных "шапочках", как и все изображения будд — в которых легко увидеть уходящую ввысь небес энергетическую оболочку (души).

Два огромных и ужасных видом, и все же по-тайски прекрасных защитника буддизма в царственной кольчуге воинов с палицами (или вложенными в ножны длинными мечами), с красным и зеленым лицами — подобными красочным маскам богов на юге Индии, стоят у одного из входов в длиннющую галерею, проходящую по периметру храмового комплекса. Эта галерея была построена в XVIII веке в царствование короля Рамы I и несколько раз реставрировалась. Исторически она изображает тайский вариант "Рамаяны": "Рамакиен" — живописуя войну, которую Рама, король старой столицы Тайланда Аюттхаи, вел с Тотсаканом (Раваной), чтобы вернуть похищенную супругу Ситу. Потом, как сказано в буклете, который выдают при входе в храмовый комплекс, туда были добавлены другие эпизоды: как уже неизвестный в Индии волшебник Маяраб забирает спящего Раму с собой в подземный мир, или битвы брата и сына Тотсакана (Кумпакана и Индрацита), и других его родственников и союзников.

Только пройти по галерее заняло у нас около часа. И если какие-то сцены еще можно было сопоставить с индийской историей Ситы и Рамы, то другие события уходили явно за пределы истории — вторгаясь в область общемировой символики (если не современной психоаналитики: если пытаться постичь картины интуитивно). Проще говоря, фрески этой самой поразительной из буддийских храмовых галерей: несколько сотен картин — последовательно изображают разные стадии духовного процесса. Психоаналитику было бы где развернуться с их расшифровкой — да и я пожалела, что у меня нет видеокамеры, а фотоаппаратом зафиксировать столь длинную последовательность жизненной драмы и мирового творения просто нереально.

Действие ее происходит одновременно на разных планах: на земле и в небе, в царском дворце и пещерах отшельников, а то и водах океана. В этом духовном процессе задействованы царь и царица, которые меняют свой облик и функцию, одежду и возраст; их подданные-люди и поданные-обезьяны; другие животные: бык, лев, тигры и даже единорог; птицы и боги на небесах, летящие меж облаков или низвергающиеся вниз; войско на земле, выступающее в поход; люди-рыбы в море, несущие камни для земного строительства; и какие-то чудовищно огромные создания, которых даже сложно назвать богами.

По аналогии с индуизмом я могла бы сопоставить их с "великими формами" Вишну или Шивы (Бадринатх или Кедарнатх. А если проявить больше фантазии, их даже можно уподобить греческим титанам). На одной фреске такая великая форма божества, близкая обезьяноподобному Хануману, хвостом образовывала спираль творения, вращая ее в первозданных водах (аналогичный индийский образ — добывание напитка бессмертия: амриты, который Вишну отнял у асуров). В это время по земле отправлялась в путь золотая колесница царей, в предгорьях происходили одиночные сражения героев, а в темной синеве космоса над облаками пролетал небожитель, выражающий свою заинтересованность происходящим внизу и, вероятно, готовый помочь.

Другая фреска живописала великую и страшную форму божества, подобную индийской персонификации земли, времени и смерти Кали: с белыми клыками и охваченными буддийским золотыми языками огня огромными ушами, она восставала из океана, пожирая обезьяноподобное существо, которое билось в ее разинутой пасти. В поднятых ею волнах плавали акулы и кит, и другой титан на заднем плане ловил больших рыб. Соседняя картина изображала людей-рыб и людей-змей, достающих камни со дна океана и укрепляющих ими берег: им помогал слон, а из воды показывался дракон, которого усмирял "Хануман" уже обычного, человеческого размера, будда-русалка наблюдала за этим, и над прибоем спокойных волн выпрыгивали из воды летучие рыбы.

Еще на одной фреске (одной из близких к началу, в то время как две предыдущие были ближе к середине) титаны вступали между собой в конфликт: вместо традиционного индийского танца бога и богини, гневная "великая форма" "Кали" с кинжалом в одной из своих восьми рук нападала на своего супруга "Кедарнатха", который прибирал к рукам целое войско народу. За этим действом наблюдал еще один титан, спрятавшись за скалой и явно отстранившись от чужих разборок. Зеленоликая царица (зеленый и синий цвета нередко присущи персонажам Рамаяны и в храмах Индии) на колеснице указывала на происходившее другим персонажам в коронах будд. А ниже в храме, куполом которого изображалась голова четырехликого бога (подобного индийскому Брахме), женщина-будда, сложившая руки в жесте поклонения будде-мужчине, напротив, изображалась белой, а мужчина — зеленым (хотя со звериным обликом).

Во второй половине галереи есть и такие картины, где будда-царица, лишенная всех украшений и принимающая облик отшельницы, уходит из крепостных стен города; и такие, где будда-царь предстает в облике седовласого мудреца. Сцены, где участвуют только люди, легче сопоставить с традиционной историей Рамаяны.

А все остальные образы можно объяснить тем, что в буддийских пантеон вошло большое число богов, полубогов и других мифологических существ из мифологий всех окружающих народов. Многообразие мифологических образов в буддизме объясняется тем, что эта религия не отвергает их, но считает порождением человеческой психики — почему она и стыкуется с современной психологией.

Я описала четыре фрески — а теперь представьте, что их несколько сот. — И столь же бесконечное число стадий духовного процесса для памяти, которая не охватывает его. Уму человека обычно открывается лишь несколько сцен.

Девы-птицы на ступенях храмового комплекса блистали остроконечными буддийскими коронами. В них было что-то от греческих сирен и от нашей вещей птицы Сирин. И подобно им, они вещали верующим легенды о нирване, объясняя пути буддизма. Мы смотрели на фрески и на птиц, и я в духовном вдохновении вдруг подумала вслух, обратившись к Ясе: "Интересно, что воспринимает папа из того, что мы видим и чувствуем здесь?" Но дочка восприняла вполне конкретно мой риторический вопрос и ответила неожиданно мудро, откликнувшись моим мыслям и показав свою осведомленность: "Только Одиссей на мачте слышит пение сирен. У его команды уши залеплены воском."

Сам изумрудный Будда находится в алтаре храма, фотографировать который запрещено: видно, чтобы финансы туристов направлялись к продаваемым буклетам открыток (которые мне не очень понравились, как слишком банальные). Потому что во всех других тайландских храмах фотографировать можно, и монахи сами предлагают это, стимулируя интерес иностранцев к своим духовным ценностям. А при входе в храм Изумрудного Будды даже обращают внимание на то, чтобы одежда была приличной (у женщин должны быть закрыты плечи и колени: то есть надо одеть что-то с рукавами и не слишком короткую юбку, в шортах и слишком открытых шлепанцах тоже могут не пустить). В другие буддийские храмы Тайланда иностранцам можно входить в каком угодно виде. Почему столь священен образ изумрудного Будды? Может, потому что зеленый — цвет самой жизни. Когда мы с Сияной вошли туда, храм уже скоро закрывался, и буддийский монах принес и положил ключи — внизу от алтаря.

ПОбраз изумрудного Будды и его скульптура, сделанная из зеленого нефрита: отчего она слегка светится — пришли в Бангкок с гор: из Чианг Рая. Возможно, культура буддизма пришла в Тайланад с отрогов Тибета, хотя вид защитников несомненно демонтрирует южно-индийское влияние. Для истории Тайланда нефритовая статуя была обнаружена в 1434 году, перевезена в Лампанг, потом в Чианг Май — столицу северного Тайланда. Оттуда на 200 лет попала в Лаос, а командующий тайской армией, который одержал победу над Лаосом и стал королем Рамой I, привез ее обратно. (Надо сказать, что тайцы и лаосцы —близко родственные народы, и их взаимоотношения, как и отношения их стран, вероятно, носят неформальный характер. Сегодня нет проблем получить визу из Тайланда в Лаос и обратно — чем путешественник может воспользоваться, если у него есть время.)

Изумрудный Будда сидит на троне в традиционном тайском стиле из позолоченного резного дерева. Летом, зимой и в сезон дождей его укрывают разным одеянием: которое меняют три раза в год во время специальной церемонии, где участвует тайский король. Летом статую покрывают золотые листья, в сезон дождей (буддийский пост) — оранжевое одеяние отшельника, зимой — более царственная, вышитая золотом мантия. Картины на стенах иллюстрируют сцены жизни Будды и другие эпизоды истории буддизма, а также буддийскую космологию и тайские пословицы (последнее я прочла в буклете). Конечно я не смогла прочесть пословицы на стенах храма, но могу привести для интереса привести примеры тайских пословиц: "Где есть вода, там есть и рыба", "Гром без дождя, как слово без дела" или: "Спасший человеческую жизнь сделал больше, чем тот, кто построил высокую пагоду" — последняя явно актуальна для этого народа строителей.

А для космологии буддизма характерно стремление умножить все элементы мироздания до бесконечности (энтропия — тоже черта знака Близнецов). Бесчисленное число миров группируется в мировые системы: которых больше, чем песка в реке. Каждый мир — плоский диск земли, он лежит на воде, та покоится в воздухе, а воздух в сияющем пространстве вакуума (акаша). В центре мира стоит огромная гора Меру, вокруг которой вращается Солнце, Луна и звезды. Ее окружают семь горных хребтов, отделенных друг от друга кольцевидными озерами. За ними — четыре континента в разных сторонах света. На юге жизнь — самая короткая, но только там рождаются будды. А лучше всего жить на севере, где нет частной собственности, зерно созревает само и люди не работают (прямо как в советской России!). Кроме того, боги и живые существа живут в 20 сферах: 16 из них имеют форму, а 4 не имеют. Все они подчинены законам кармы. Боги могут оказывать какое-то влияние на ход событий в мире, но закон кармы сильнее их. Но будды превосходят богов.

Есть и другие интересные мифологические образы. В пещерах горы Меру обитают асуры. И во владении асуров, упраляющих земной энергией, растет дерево Читтапатали. Это объект раздора между богами и асурами, потому что из-за большой высоты дерева плоды его достаются только богам (силам света и мысли).

В южной части королевской резиденции расположено еще несколько дворцов, обращающих на себя внимание. Это прежде всего Дусит Маха Прасат, копирующий резиденцию королей в старой столице Аюттхае и использующийся для церемоний коронации. Другой — Чакри Маха Прасат, построенный на век позже Рамой V-м. Они похожи на храмы — белые, с вычурными треугольниками резных крыш и золотыми башенками куполов той формы, что присуща буддийским ступам. Внутрь не пускают: на входах стоят полицейские. Перед дворцом — деревца с круглыми шапками листвы (напоминает бансай, но не комнатного, а уличного размера). Последующие короли: Рама VI-й, Рама VII-й и Рама VIII-й также приложили руку к строительству дворцовых сооружений, но они уже не такие интересные. Лучшее, что построил Рама VIII-й — видный издали современный мост через реку, названный его именем. Ныне правит Рама IX-й.

ДРУГАЯ СТОРОНА РЕКИ:
ХРАМ УТРЕННЕЙ ЗАРИ

Все это мы посмотрели в первый день пребывания в Бангкоке, и на день впечатлений нам хватило: мы вернулись на кораблике, как и приехали, перекусив по дороге мороженым, ананасами и поджареными при нас булочками (в этом бойком туристском месте все стоило по 10 бат, в других бывало и за пять). За стеной дворца тайские юноши наперебой предлагали открытки (за несусветную цену), а магазины на причале торговали сувенирами.

Я сперва думала было посетить заодно храм Утренней Зари, который расположен на другой стороне реки, чуть подальше королевской резиденции, но уже спускались сумерки. Все же мы сплавали на другую сторону прямо напротив храма Изумрудного Будды (паром ходил чуть не бесплатно) и посмотрели еще один храм: Ват Трапраятам. Наше внимание привлекли корзины и тазики по дороге к храму: в них лежали черепашки и змеи, и плавали разные рыбы. Одна из рыбок выпрыгнула на дорогу, я поймала ее и бросила обратно, завязав разговор с продавщицей. "Это едят?"— начала я от противного, чтобы тайцы меня хоть как-то поняли. Оказалось, что, конечно, нет: и рыб, и змей, и черепах, и лягушек просто покупают и отпускают обратно в воду — на счастье: даруя свободу всем земноводным созданиям ради нашей собственной, человеческой удачи. В Чианг Мае мы встречали птичек в клетках для той же цели.

Птица — традиционный символ свободы (и полета мысли). Рыбы и земноводные — древнейший символ плодородия, рождения жизни и ее возрождения. В индийской мифологии сам творец обратился в рыбу, которая спасла первочеловека Ману во время потопа. И для католического святого Антония Падуанского, рыбы — те создания, которые выживают после потопа. В христианстве на символе рыбы ставится особый акцент, поскольку это олицетворение Христа — как и популярный ныне образ дельфина, иногда пронзенного трезубцем или прикованного к якорю. Христос умножает рыб, чтобы накормить народ. И в первые века христиане носили вместо креста перламутровых, стеклянных или каменных рыбок.

Для буддистов рыба, как и птица, символизирует свободу от земных ограничений: достигшие состояния нирваны вольны выбирать любое направление движения, как рыба в воде. Рыбы и птицы — обитатели стихий, еще не полностью освоенных человеком. В Китае верят, что их природа схожа: и рыбы могут превращаться в птиц.

А на бытовом уровне буддизм пестует любовь к животным, быть может, более других религий — попадая, таким образом, в русло современных экологических идей. И расширяя их в духовном направлении: что и говорить, животные тоже нуждаются в жизни и свободе, и прежде всего в природной территории, которая бы это состояние обеспечила. В крайнем случае, в нашей любви и заботе. Можно добавить, на территории буддийских храмов всегда неимоверное количество собак, которые редко лают и пристают к прохожим (в отличие от наших бродячих собак, их не уничтожают). Около храма, где продавали рыбок, я видела дворняжку, к поврежденным задним лапкам которой была привязана дощечка с колесиками: животное бегало и не чувствовало себя ущербно.

Недалеко от храма за оградой было что-то похожее на концертный зал (с такой же крышей, как у храма) — там пел большой детский хор, а потом молодежь стала танцевать: начинался какой-то праздник.

На следующее утро мы снова вышли на причал, радуясь реке и любуясь видом величественного моста Рамы VIII-го. И поехали в храм Утренней Зари — Ват Арун (полностью Арунрат Чаварарам). Название к нему очень подходит: к его устремленности ввысь, к чистоте и свежести его белого цвета с орнаментами. Оно происходит от имени индийского колесничего солнца — Аруны. Так что архетипически это храм восхода Солнца, но его изысканность и мощь подчеркивают силу и красоту небесного явления, и поэтому его название традиционно переводится как храм Утренней Зари.

Я привыкла, что храмы, если не являют дом с куполом, имеют форму пирамиды: лестницы в небо (как индийские или мексиканские). Этот же храм, очень вертикальный, походит на ракету. (— Интересно, что та же ассоциация независимо возникла у моих друзей, которым я показывала фотографии.) Эта архитектурная форма взята из старой столицы Тайланда, Аюттхаи: где можно видеть хорошо сохранившиеся развалины храма той же формы. Это многоступенчатая многогранная стелла, а вокруг еще четыре (в Бангкоке) или восемь (в Аюттхае) таких же стелл поменьше (которые создают ощущение крыльев ракеты или ракетоносителей, если продолжить аналогию). Храм хорошо виден с противоположного берега. Он 67 метров высотой, но выглядит выше (возможно, это ощущение создает близость к реке).

В мощном основании этого высотного сооружения двумя рядами стоят защитники буддизма в остроконечных коронах, с темными свирепыми масками лиц, в середине в нишах можно увидеть будд, а наверху — шпиль, увенчанный крошечным зонтиком (это, конечно, так выглядит снизу — на самом деле, он не меньше человеческого роста). Мне понравилась скульптурная сценка в одной из ниш: мать Будды Майя, одной рукой держась за дерево, другой ведет малыша — он стоит в лотосе, к которому склонили руки две другие женщины-будды. Туристам можно подняться на высоту примерно до трети храма (на самый верх не пускают, как и на наш Исакий).

Как и храм Изумрудного Будды, храм Зари — это тоже королевский храм, построенный Рамой II-м и украшенный сотнями тысяч кусочков фарфора — как я прочитала на входном билете, что меня сперва удивило. Имея массивный низ, элегантная ступа храма выглядит каменной: с каменной отделкой, но потом понимаешь, что именно китайский фарфор придает ей ту легкость и изящество, которые делают ее уникальной. Из-за этого изящества многогранник пирамиды Ват Аруна издали выглядит круглым.

Вокруг стеллы Ват Аруна — круглые шапки деревьев, и рядом обычный храм с остроконечной крышей. У одной из лестниц вместо драконов были павлины из цветов и травы. В Тайланде мы часто встречали деревья и кусты, подстриженные в виде слонов, павлинов и других животных.

Храм Зари изображается на монетах (10 бат). Он открыт для посетителей с 8.30 до 16.30, и несомненно лучше всего смотреть его в той утренней прохладе, которая соответствует его облику. Для туристов продаются макеты буддийских золотых корон (в которых мы сфотографировались). Предлагается сфотографироваться также с большой теплой змеей (принимающей температуру окружающей среды) или в тайской одежде. У реки рядами стоят лавочки с сувенирами. Причал — несколько поодаль от храма (и это правильно, чтобы туристы не устраивали столпотворение, а могли немного прогуляться вдоль реки, перекусить и отдохнуть на травке).

Причалы на реке Чао Прая — это зачастую не один общий причал, как было бы у нас, а много небольших: для каждого маршрута свой, в одну сторону — один, в другую — другой. Для ориентации это удобно. Речные трамваи небольшого размера, ходят динамично, причаливают быстро. На кораблик порой приходится запрыгивать, но тайцы, работающие на причале, помогают женщинам и детям. Вдоль воды на причалах красуется надпись: "Safety first" — "Безопасность прежде всего". Она меня как-то даже удивила: сложно представить, что на этой спокойной реке возможен несчастный случай.

Для верующего, ракета храма Утренней Зари, как и пирамиды индийских храмов, конечно, символизирует постижение истины. Сама река, над которой возвышается храм, для буддиста может олицетворять иллюзию земного мира. (Согласно древней общемировой аналогии: текучесть вод — архетипическое понятие изменчивости жизни. А более современный образ, который я нашла в одной из газет, которые раздавали в самолете (в статье Н.В.Муравьевой): вода — циркуляция крови и жидкое подобие света.) В буддизме образ "пересечения потока" обозначает прохождение через иллюзию, выход на берег — просветление. Поэтому лодочка, куда ставят свечки,— столь частый аттрибут буддийских храмов.

Если логически продолжить эти аналогии, подъем на высоты храма символизирует трудоемкое познание закона мироустройства (который Будда постигал 7 месяцев, сидя под древом боддхи в засушливой индийской Боддгайе. Но если сравнивать с христианством, все же это более мягкий образ восхождения к божественной истине, чем Голгофа). Конечно, вначале истина может быть и нелицеприятной, и ужасные маски защитников буддизма об этом тоже говорят. Но все же это маски, а не лица: они пугают лишь того, кто не понимает это. Если же усвоить взгляд буддизма (или его предшественника индуизма), что мир это иллюзия: игра божественного сознания, все ужасы рассеются как призраки в пещере Алладина.

Атмосфера буддийских храмов и десятки будд в разнообразных позах полного покоя, которые я каждый день наблюдала в Тайланде, произвели такой эффект, что я и не заметила, как прониклась этим взглядом, в дополнение к своему мифологическому и православному, и с детства — по-советски атеистическому видению мира. Мне и вправду захотелось подняться по буддийской пирамиде храма Зари как можно выше — хотя, конечно, я понимала, что до ее вершины я так сразу не дойду. Да и что может случайный турист, если монахи тратят всю жизнь, чтобы познать закон причинности? Но кому же не хочется постичь движущие силы мироустройства и увидеть зарю нового мира, где преодолены страдание, старость и смерть? Храмы дают возможность хоть как-то прикоснуться к более высокому культурному, а не только примитивно-бытовому пониманию бытия.

Для русских людей надо добавить, что буддийский взгляд на жизнь как игру не отрицает и не оправдывает зло, которое в мире есть. Зло есть заблуждение: искажение истины сознания, вместо ее правильного преломления в действительность (как эзотерика вскормила фашизм, а мечта о равенстве и социальной справедливости поддерживала сталинские репрессии). Но надо верить, времена таких заблуждений, сколь они ни были укоренены психически и телесно, уходят и не вернутся.

(Хотя, конечно, рецидивы всегда бывают, а 2013-2016 — астрологически годы идейного экстремизма, подобные 1933-1937 годам: что меня волнует, как астролога, особенно в отношении нашей страны. Любовь России к страданию за весь мир слишком хорошо нам знакома, и чаще всего реализуется в том, чтобы мучить собственный народ неразумной социальной политикой. А народ думает, что жить только так и надо, мучая себя и других — эта психологическая привычка выливается в фильмы, построенные на насилии или садизме, а потом в экстремитские идеи типа скинхеда. Это утрирование страдания, которое кроется столь глубоко в нашем национальном характере, нельзя просто так стереть из человеческой души. Сначала надо уничтожить заблуждение: понять, что в основе его — стремление духа к трансформации, различное в каждый новый момент. И не стоит даже в мыслях порождать такие ужасы, которые мы бы не хотели видеть в нашем прекрасном будущем применительно к нашим родным и близким. Но это я пишу в России, а в Тайланде меня это не беспокоило: любая вера держит человека на плаву и побуждает радоваться жизни, а не страшиться ее — буддийская так же, как и христианская.)

МРАМОРНЫЙ ХРАМ
И ЗООПАРК

В Бангкоке несколько десятков храмовых комплексов. До поездки я выписала для сведения 12 основных, но посетили мы только 6 — главным образом, из-за нежелания ездить по Бангкоку иначе, чем речным трамваем. Золотого Будду, изображение которого сделано из 5 тонн золота, мы не видели. По открытке мне показалось, он чуть более напоминает тибетские изображения Будды, чем прочие, но он мало что добавил бы нашему взгляду, поскольку будды сверху покрыты золотом в любых храмах. Но один храм в стороне от реки мы все же посмотрели — Мраморный храм Бенчамобопит, с многоступенчатой красной крышей, увенчанной, как и везде, золотыми драконами. Драконы тайских храмов ассоциируются с мифологическим змеями-нагами, которые проявляют интерес к учению Будды, хранят священные тексты и дарят их людям, когда те созрели для их понимания.

(Название храма по-тайски может пригодиться, если спрашивать у тайцев их местоположение или транспорт, который туда ходит. Английское название они поймут с десятого раза — если поймут, как я уже говорила. Я показывала храм на карте — в ответ один из местных жителей написал на бумажке по-тайски его название и где он расположен — для водителя. Номер нужного автобуса на ближайшей остановке я не нашла — но рикша по этой бумажке довез нас куда надо. При общении с тайцами, особенно кондукторами, которые не понимали карты, плохо знали конкретику своего маршрута и стремились высадить нас из автобуса или сразу, чтобы не связываться с иностранцами, или не в том месте, столь актуальной оказывалась фраза "I don't understand" (я не понимаю): что я даже разложила ее на части ("я не стою под" — как бы: мы не хуже вас), позабавив Ясю, которой на каникулах следовало подогнать свой английский.)

Территория всего храмового комплекса, действительно, выложена мраморными плитами — Сияна там каталась, как на катке. Стены и колонны белого храма тоже мраморные, а его лестницу украшают два мраморных льва, вместо обычных драконов. В галерее вокруг храмового комплекса — изображения различных будд. Там был также павильон с большим колоколом и двумя буддийскими барабанами: в храмовых комплексах нередко есть подобные инструменты, и верующие иногда специально производят музыкальный звук (сегодня уже не секрет, что звук низкой частоты нормализует психическое состояние и даже лечит, что использовалось с давних времен по всему земному шару). Но в храмовом комплексе почти не было людей, и мы постеснялись создавать лишний шум. Я только сфотографировалась под низким окном храма, изобразив кареатиду,— как прежде Сияна у сверкающей стены храма изумурудного Будды.

Вдоль храмового комплекса тянутся две канавки с водой, через которые ведут красочные мостики в стиле сооружений храма. В воде плавают огромные листья Виктории Регии: раз в двадцать больше листьев кувшинок и с загнутыми краями, они похожи на огромные блюда. Цветов я не видела — все же мы были в разгар зимы. Это растение, подобное лотосу, и говоря о символике Востока, можно добавить, что лотос символизирует творение посреди изначальных вод жизни: свет и чистоту посреди тьмы и грязи, а его стебель — мировую ось (времени и опоры творения).

Внутри Мраморного храма шла церемония: посвященная тому, что одному из монахов исполнялось 101 год — а по буддийским понятиям, если человек дожил до такого срока, он может сам определять свою судьбу. В этом смысле меня поразила разветвленность буддийских обрядов, их по-земному реальная связь с практической жизнью (большая конкретика, чем в христианстве).

От мраморных львов Бечамабопита мы направились в расположенный в тех же краях зоопарк и в Тисовый дворец Виманмек. Для дочери, которой уже поднадоели будды в храмах, это была лучшая наша прогулка. Внутри парка есть озеро, где мы катались на водных велосипедах и купались. Зоопарк мне понравился больше нашего: многие вольеры (с зебрами или жирафами), имели природный дизайн — архитектурное совершенство Тайланда спроецировалось и сюда. Сеткой по бокам и сверху была укрыта территория с массой розовых фламинго и обширный парк с прудом посередине для других водоплавающих птиц (цапель, пеликанов и других). Впрочем, птицы иногда вылетали в дыру над сеткой и сидели сверху — а потом сами возвращались к воде. У тигров были не очень большие, но чистые клетки. Тайцы любят все белое — и белые тигры были изображены на билете в зоопарк (для детей — 5 бат, для меня — 20). Из самых популярных обиталей Тайланда мы видели павлинов и слонов.

Три слона: вероятно, слон, слониха и слоненок — завидев нас с Сияной, стали танцевать. А мы, ошеломленные этим неожиданным приветствием человеку земной природы, смотрели на них минут двадцать, и потом кинули в благодарность большие тайские мандарины: наш ужин, который я носила с собой вместе с бутылкой воды. Они танцевали сами, безо всяких к этому побуждений: мы с Ясей были там одни. Слоны и слоненок кружились в свое удовольствие и танцевали столь душевно, что я даже вспомнила моих родителей, которые пестовали внука во время моего отъезда (малыши вообще очень похожи на слонят — что психологически поддерживает индийский образ слоненка Ганеши: сына Шивы и его супруги Парвати). Еще один слон обитал в большом вольере поодаль: он был светлее остальных, и это напоминало о том, что белый слон — символ Тайланда и его царей. Перед входом в Зоопарк стояло восемь статуй слонов со слонятами.

Мы задержались в зоопарке, и практически не успели в тисовый дворец, который отличался изяществом, но в 6 часов вечера уже закрывался. Обратно в гостиницу мы добрались с обычными перипетиями: я безнадежно разглядывала названия проспектов, написанные тайским шрифтом, и вспоминала идеи единого для Земли универсального алфавита, которые были популярны в нашей стране в 20-е годы и с детства владели сознанием моего супруга. Если бы названия улиц Тайланда были написаны единой фонематической транскрипцией, в основе которой лежала латиница, ведущая начало от египетских иероглифов,— я бы чувствовала себя комфортнее.

(Или если бы супруг был со мной: он бы сумел прочесть по-тайски, поскольку изучал существующие алфавиты, перед тем как создавать единый универсальный. И вообще — что есть алфавит? Каким частям души и тела он соответствует? Может, загогулины букв отражают какие-то химические соединения на клеточном уровне? Буквы и звуки несут определенные эмоциональные характеристики, как показывает психолингвистика. Потому столь стойкими в своем влиянии на душу остаются индийские мантры и китайские иероглифы. Меняя алфавит и язык, мы меняем душевный настрой. В еврейском алфавите 22 буквы, в русском — 33, а в универсальной фонематической транскрипции моего супруга — 44, и эта игра цифр мне чем-то нравится. (Вдобавок, какие-то проявления русской психологии я бы точно поменяла: прежде всего грубость и жестокость, среди которых мы живем, и в собственном характере тоже.)

В 9 вечера мы приехали на ж/д вокзал Хуа Лампхонг. Трехзначная цена на билет показалась мне примерно таким количеством лет, которое нужно, чтобы ввести в употребление единую письменность, помимо национальных (которые нужно сохранить). Веры, что какие-то хорошие идеи могут быть реализованы уже при нашей жизни, у меня не было. На большом панно вокзального телевизора передавали красочную рекламу Тайланда для туристов с праздниками и парадами. И мы под мажорную музыку пошли к поезду на Чианг Май — столицу северного региона.

ЧИАНГМАЙ —

ЦЕНТР СЕВЕРНОГО РЕГИОНА

В тайландских поездах по две широкие и мягкие полки с каждой стороны, располагаются они вдоль окон и закрываются занавесками, оставляя посередине широкий проход с полками для вещей. Вещи не прячутся и не пристегиваются к полкам замками (в отличие от Индии): их, видно, никто не ворует. Меня поразило, что и велосипеды, которые мы иногда брали напрокат, оставляют на улице без замка.

Окна обычно закрываются не стеклами, а только сеткой и железными гардинами. Вместо одеяла выдается лишь большое белое махровое полотенце — отчего ночью спать стало холодно, и мы надели на себя не только свитера и шерстяные носки, но и плащи с подкладками, которые были у нас с собой, поскольку из Москвы мы уезжали при -10. Нагревшись днем при 40 градусах, тайцы явно перебарщивают с кондиционерами и вентиляторами: считая, что для иностранцев чем холодней, тем лучше. Замерзла я страшно, и когда проснулась, отогрелась не сразу (вспомнив всевозможную эзотерику, которой мы ранее занимались: чтобы переключиться от телесного состояния на какое-нибудь другое). В Чианг Май летают и самолеты, но поездом дешевле.

Поезд Бангкок-Чианг Май ехал 13 часов, приезжая в Чианг Май уже к неимоверно жаркому полудню. До этого мы с утра любовались уже горными видами и непроходимыми джунглями: сухими (хотя вся растительность была с широкой листвой). Я вспомнила Кавказ и представила, как пробираюсь с одной горки на другую — и поняла, что пешком тут дольше пяти минут не проходишь. Кроме железной дороги, где мы встретили всего один тоннель, путь был только вдоль реки: на берегу которой паслось стадо замечательно белых коров. В магазинах Тайланда хватает молочных подуктов — типа йогурта или молочного коктейля со вкусом разных фруктов, который мы чаще всего использовали в пути для восстановления сил. Можно добавить, что с самолета горы Тайланда производят довольно пустынное впечатление с островочками поселков — вероятно, жизнь кипит прежде всего возле ж/д станций, где они есть.

По самому Чианг Маю не скажешь, что это город среди гор: он лежит на плоскости. Это большой город, который нельзя обойти пешком и даже объехать на велосипеде. В нем есть промышленность. Но также в нем неимоверное количество храмов: несколько десятков, как в Бангкоке. В жару дня и речи не шло о том, чтобы посмотреть хотя бы все храмы центра. Купив понравившиеся открытки и не сразу найдя необходимую карту, я решила посмотреть четыре наиболее старых. А потом поехать в монастырь в окрестностях, потому что ночевать в городе, переполненном транспортом,— удовольствие ниже среднего.

А еще в окрестностях Чианг Мая, как и другого большого города северного региона, Чианг Рая, есть водопады — вот к ним и надо ездить отдыхать и ночевать, как я поняла (тем более, что, например, отель Акха Хил у водопада в окрестностях Чианг Рая вдвое дешевле, чем нормальная гостиница в городе: от 60 до 120 бат (45-90 руб) — как я прочитала в рекламном буклете, который какой-то таец выдал мне на автостанции).

От ж/д станции мы сначала добрались на такси до Ват Ку Тао — Черепашьего храма: название которого совпало с названием острова в Сиамском заливе, куда мы собирались ехать купаться под конец путешествия. Может, поэтому я выбрала этот храм как первый ориентир в Чианг Мае. А может и потому, что среди вереницей сменяющих друг друга впечатлений чужой страны образ черепахи ассоциировался с тем, что оперативная память должна работать как можно медленней, чтобы можно было сохранить впечатления в памяти долговременной и потом донести домой.

В подтверждение этой моей ассоциации, в храме лежала огромная золотая голова Будды. Сам он был закрыт: он реставрировался, а может, просто мы пришли в дневное время, а не в утреннее или вечернее, когда идут службы. Рядом с храмом старая ступа, восходящая вверх почерневшими от времени пятью широкими полукругами. Вероятно, это темные кольца, расширяющиеся книзу и сужающиеся кверху, украшенные каменной отделкой и производящие впечатление черепах, и дали название храму. Хотя также черепаха — одно из священных животных буддизма. Наверху ступы — белый буддийский зонтик. Около ступы стояла группа будд, и некоторые были без головы — создавая контраст с золотой головой будды внутри храма.

Около этого храма я попросила карту у водителя, ожидавшего своих друзей, сориентировалась и мы пошли в другие храмы в центральной части Чианг Мая (специально обозначенной на карте как равносторонний квадрат другого цвета. Во многих цивилизациях центр города являлся квадратом, а Чианг Май — все же достаточно старый город, и это меня не удивило. По принципу квадрата в центре устроена и старая столица Тайланда — Аюттхая).— Зная, что в Тайланде карты, буклеты и другие туристские материалы можно получить бесплатно (они являются частью рекламы), я не утруждала себя покупками в Ленинграде. Не всегда это было хорошо (все же я сразу не нашла карты в двух самых больших городах: Бангкоке и Чианг Мае).

Центральный храм Чианг Мая — Чеди Луанг: не удосужилась спросить перевод названия, но выглядит он характерно. Это аккуратная четырехугольная развалина без крыши, восходящая вверх несколькими широкими ступенями, на одной из которых с одного боку храма рядком стоят пятеро белых каменных слонов. Несимметричность говорит о том, что раньше их, наверно, было больше. Центральная квадратная ступа в виде дома, приятного бежевого цвета, с четырьмя белыми нишами, где сидят будды, и к ним ведут жутко вертикальные подъемы: подниматься туда запрещено. Действующий храм рядом: это просто маленькая галерея, с типичными изображениями будды-мужчины и будды-женщины в лотосах, и перед ними будда-ребенок, над которым два дракона образуют типичный буддийский контур с крылышками в области плеч и отростками пламени вокруг головы (похожий на форму ступы или елочку).

Далее мы прошли по улице мимо открытого алтаря с четырехликим божеством типа Брахмы, который охраняли два каменных, украшенных гирляндами слона, и вышли ко храму Ват Прасингх: вокруг него стояли флаги, и была другая государственная символика. И потом выехали из центра на окраину города посмотреть еще один старый храмовый комплекс Ват Чет Йод: массивный четырехугольник с шестью башенками-ступами. Рядом — украшенное древо боддхи и несколько алтарей с последовательностью будд, соответствующей дням недели. Астрологам эта система будет несомненно интересной.

Воскресенье (Солнце, образ жизни и ее творчества) — стоящая будда-женщина, руки скрещены внизу живота, иногда с двумя деревьями: золотым и серебряным.

Понедельник (Луна, образ души) — стоящая будда-женщина с поднятой рукой в жесте утешения, как я описывала выше.

Вторник (Марс, образ активности "я" и борьбы, но также архетип нравственности и объединения) — спящий мужчина-будда: он лежит, облокотясь на правую руку, глаза его закрыты.

Среда (Меркурий, образ интеллекта и его полярностей) — будда-женщина, стоящая с чашей в руках, или сидящая на троне.

Четверг (Юпитер, образ царя богов, священника и учителя) — традиционный будда-мужчина в позе лотоса.

Пятница (Венера, образ богини любви, природы и чувства) — стоящая будда-женщина, с руками, скрещенными на груди, иногда с двумя деревьями.

Суббота (Сатурн — самая жесткая форма: образ земной материи и ее законов) — будда-мужчина, сидящий на свившейся кобре, с семью змеями над головой (можно даже сопоставить с еврейским семисвечником. Хотя исторически — это образ Шивы как аскета: змеи — его аттрибут. А потом образ Творца, укрывающего Будду во время медитации от дождя).

В Ват По в Бангкоке последовательность дней недели замыкал будда-мужчина в арке выхода — но такой образ я видела только в храме Древа Боддхи.

В этих пустынных развалинах мы с дочкой прогулялись босиком по травке — и освежились во вращающемся фонтанчике воды, поливавшем ее. До этого Яся еле ходила по жаркому Чианг Маю, и ради отдыха я остановилась в одной придорожной забегаловке, накормив дочь местным супом из вермишели с фрикадельками: возможно, наиболее удобоваримую для русского тайскую еду, которая воспринимается более привычной, чем обычный рис. Тайцы — не вегетарианцы, в отличие от индусов, и суп бывает с курицей, а на лотках вдоль дороги часто продают свежеподжаренные сосиски. Суп едят палочками, наматывая на них длинные макароны. Я жестом показала, что нам нужны ложки (которые там раза в два короче наших). А после посещения развалин мы вышли на шоссе ловить микроавтобусы, которые ехали в монастырь Дой Сутеп.

МОНАСТЫРЬ ДОЙ СУТЕП

Микроавтобус ехал вверх минут сорок, по извилистому серпантину дороги, пока не достиг конечной точки своего маршрута — монастыря. В горах и городах, где есть горки, храмы всегда помещаются на их вершинах — и к храмовому комплексу ведет вверх бесконечно длинная лестница, по обе стороны украшенная драконами. Вход в Дой Сутеп являет такую же лестницу. Четырех-головые драконы внизу с зеленой, слегка позолоченной чешуей — выше человеческого роста. Хвосты их оканчиваются аркой ворот в монастырь, с надписью по-тайски. Наверху — отливающий золотом храмовый комплекс. В огороженном центральном квадрате — золотая ступа посередине. Рядом статуи дней недели, и отдельно — большая золотая будда-женщина (соответствующая Луне). Там есть и фигура Изумрудного Будды (из темно-зеленого стекла, с золотыми украшениями).

Пол выложен плитами, по которым можно скользить как на лыжах (все тут ходят босиком). Висит большой колокол и стоит несколько храмов, с резным великолепием золотой отделки. В монастыре много деревьев: я запомнила елки над одним из них и дерево с красными цветами на смотровой площадке, откуда открывается вид вниз, на Чианг Май. Он производит потрясающее впечатение вечером. Мы поднялись туда уже в сумерках, по длиннющей лестнице в гору, что типично для тайских храмов. Перед ступой в ряд располагались монахи, которые пели мантры. Прихожане сидели вокруг и слушали — а по окончании службы пошли на площадку смотреть на вид сверху. Сияна прокатилась на гладком полу и стала там танцевать, пока я любовалась видом.

Вид на город сверху: как с самолета — рождает чувство звездного неба, которое почему-то осталось внизу. Мне вспомнился сон: он приснился мне давно, через несколько дней после рождения моей дочери. Я стою на огромной лестнице, среди бездны иссиня-черного ночного неба, а вниз летят белые снежинки — или это ангелы? Это очень стрельцовский сон: юпитерианский образ вершины и звездного неба. Столь же стрельцовским было мое впечатление от Чианг Мая внизу, на который я смотрела как завороженная. Огни улиц и домов города образовывали линии и фигуры, и казалось, в них можно увидеть скрытый смысл: как древние находили его в небесных созвездиях.

Мы спустились за пределы монастыря, но гостиниц не нашли. Ехать вниз было уже темно и поздно, и мы вернулись обратно: на лифте внутри здания, которое показалось нам похожим на гостиницу. Я спросила у монаха, нельзя ли где-нибудь тут остановиться. Он сперва не понял и сказал: "Говорите медленнее." Тогда я как можно более внято объяснила, что мы хотим провести эту ночь вблизи буддийского монастыря. При выходе было пару небольших домиков с комнатами для иностранцев, приезжающих сюда медитировать. И буддийский монах направил нас к иностранцу, американцу. Тот понял нашу ситуацию и сказал: "На одну ночь можно",— мы не были похожи на типичных медитирующих западных людей, которые специально приезжают сюда и носят белую одежду. Он дал нам ключи от свободной комнаты (проживание на территории монастыря бесплатное), а тайский юноша, тщательно выбрав матрасы, одеяла и подушки, проводил нас туда. "Тут все иностранцы — как и вы,— на всякий случай предупредил он нас.— Они медитируют: вы с ними не разговаривайте." "Конечно: мы и не думаем их отвлекать,"— подтвердила я.

Комната была совершенно пустой. У входа в домик полагалось снимать обувь и стоял столик с термосом, вареньем и еще чем-то, с надписью: "Не берите больше, чем вам нужно". На двери висело расписание: в 6 завтрак, с 7 до 12 медитация, в 10 вечера можно отходить ко сну. И еще много разных правил, которые я не запомнила, поскольку они выглядели само собой разумеющимися. Режим этот внутреннее соблюдался самими медитирующими, потому что внешних мероприятий не было никаких. Не знаю, имело ли какое-то отношение к их медитации ритуальное пение монахов на вечерней и утренней заре: традиционный глубокий и низкий горловой звук речитатива буддийских мантр — или достаточно было самой атмосферы Дой Сутепа.

В этом монастыре под открытым небом, как и в домике для иностранцев, с его осторожной тишиной молчания, несомненно возникает очень медитативное состояние. Я чувствовала очень коллективный поток мысли. И это медитативное состояние монастыря столь ускорило ментальные процессы, что я почти пожалела, что рядом с монастырем не было какого-нибудь более земного места для отдыха, где сознание могло бы постигать что-либо в одиночестве. Ночью лавина мыслей на гране сна и яви пронеслась с такой быстротой, что я почти ничего из них не запомнила, кроме подтверждения своих смутных образов рождения души, которую формирует не одна, а несколько духовных сущностей что называется "сверху" — телесно-генетического базиса, который закладывают родственники.

Если долго путешествовать по буддийским святыням, естественно рождается желание постичь закон причинности. Пока мы ездили в автобусах по горам, у меня возникали мысли о рождении единой души многих людей, каждый из которых исполняет в ней разные функции, подобные функциям органов в теле. Я вполне могла представить родителей ногами, нас с супругом — руками, а детей — двух-головой головой такого существа. В древнем мире считались очень важны отношения между родственниками, разрушенные современным обществом. Дедушки и бабушки, дяди и тети, братья и сестры, шурины и невестки конструировали тот мир, в котором жил древний человек. Ныне их неформальные эмоциональные связи провалились куда-то в сферы генетики, до которой нелегко добраться. Они исчезли для общественного сознания, и их с трудом можно довести до ума. Более привычное сегодня представление: механизмы общественного взаимодействия объединяют людей в цепочки, и когда эти цепочки замыкаются, получается такой организм (это не моя идея, у многих она есть: у русского философа Карсавина или у Кастанеды).—

И еще я думала о том, что параллельность процесса мысли у людей, которым дано любить: подобная длинным параллельным драконам лестниц у входа в монастырь Дой Сутеп и другие храмы Тайланда — дает возможность осуществиться их мечтам и делам, и самым сокровенным задачам, скрытым в глубинах их души. Дела людей — их дети, рожденные покоем, как говорит одно из неканонических Евангелий христианства. Параллельный процесс слияния душ формирует душу ребенка, как воля наделяет будущий мир судьбой, ощущение единства с Богом определяет будущее счастье. Люди мыслят параллельно, происходит их встреча — это свершение любви порождает дела-детей. И мне тоже нужна встреча — без страданий, в более высокой реальности разума.

Но поскольку мы обычно слабо понимаем мысли, не поддерживаем задачи друг друга, не мыслим и не чувствуем параллельно всю конкретику процессов, то "снизу" идея-ребенок формируется как уродливое чудовище, с недоразвившимися теми или другими органами. Соответственно она и воплощается — или не воплощается: или ее должны доводить до совершенства высшие силы, бесчетное количество лет, пока ее жизненные функции доразовьются, как надо,— или мы сами корректируем ее недостатки своей судьбой. Что и говорить про ужасы истории!

В монастыре мы выспались, конечно, хорошо. Может, для моих задач мне и не надо видеть механизмы устройства мира — подумала я. А может, полет (как показывает фильм советских времен "Цирк"), лучше удается на голодный желудок (спираль которого тоже служит трубой разгона энергии, если говорить о полете мысли). Буддийские защитники не стали пугать меня моими проблемами.

И моя душа только краешком цепляла представление о будущем мире, которое у меня возникало и раньше, что люди способны видеть, слышать и чувствовать гораздо эмоционально полнее, и в этом случае они будут напрямую понимать животных, птиц и потребности окружающей среды. Представление о восприятии будущего — которым на другом витке истории обладало прошлое, если перевести на рациональный язык абстракций. Настоящее, со всем его разветвленным языковым и бытовым богатством, лишь центрирует человека на себя и свои проблемы. Прошлое обладало более целостным взглядом на реальность, раз оно было способно создавать великие мифы о творении, к которым обыденное сознание до сих пор не имеет правильного ключа. Потому оно подобно индийскому образу золотого века, который некогда был и скоро наступит вновь, после катаклизмов нашего темного времени Кали-Юги. Тогда люди не поклонялись богам, а видели их в себе и друг друге, но потом забыли о своей божественной природе. Буддизм явился самым прямым и непосредственным выразителем этой древне-индийской идеи.

Утром мы послушали звучание буддийских мантр, еще раз обошли монастырь, сошли с горы по лестнице вдоль длинных драконов-перил и вышли к автобусной остановке. Микроавтобус спускался с гор, извилисто-красивой дорогой — а я смотрела на природу и воспринимала мир – все еще с высот буддийского монастыря: как игру сознания.

Я воспринимала мир как игру сознания чисто умозрительно: почти без ощущений (кроме ощущения голубого света и радости) и без образов (кроме динамики кругового процесса и городов, охваченных этим мягким процессом преобразования — где-то там внизу). Я четко видела только одно: все состояло из сознания и только оно видоизменялось. Я знала, что это индийская концепция и что совершенно неслучайно я вижу ее так именно после буддийского монастыря — может, в русском монастыре в таком приподнятом и очень спокойном настроении я увидела бы что-нибудь другое. А на научной конференции — третье. Но это не снижало чувства достоверности того, что так все и есть. И радости восприятия этого воздушного, голубого мира, на фоне горных пейзажей, которые я наблюдала из ехавшей вниз по серпантину маршрутки.

Мне нечего тут рассказать, потому что у меня не возникло вопросов к этому голубому миру — все было и так ясно. Сознание было материей: материалом творения и преображения. Кто же тогда играл этим представившимся мне процессом? Если бы меня спросили, я бы ответила, что смерть. А если бы спросили, что же хорошего в смерти? я бы сказала: то, что ее нет. Ничто преображало города, и его не было. Все что есть, существует всегда: совсем как сознание, всплывающее из памяти и погружающееся в нее вновь, которое ничто не может уничтожить. Философская классика, одним словом! Абстракция из абстракций.

Но вместе тем душа страшилась высоты своей конкретной человеческой миссии: понять которую, вероятно, нельзя, покуда ее боишься. Когда при возвращении из монастыря в город силы небесные заодно решили показать мне мою конкретную человеческую задачу – тело повело себя из рук вон плохо. Ноги подкашивались в предчувствии того, что я могу сейчас узреть эту свою божественную миссию. А может, это на них так повлиял спуск с горы вниз. — В любом случае, функция Урана, связанного с голенями и отвечающего за зрение — и за духовное зрение и видение будущего, давала сбой. И потому увидеть свои человеческие дела я не могла. Сердцу очень хотелось отсрочить это понимание, и я пошла ему навстречу, чтобы не нарушать гармонии поездки.

А может, высшие силы нарочно заставляют человека вслепую искать свой путь: свою божественно-творческую задачу, чтобы по дороге в небеса он проделал как можно больше земной работы? Зато я очень ощутила поддержку каких-то мне неподвластных сил. На сей раз ангелы подхватили меня под руки, просто чтобы я не упала, но я довольно быстро пришла в себя и освободилась, и стала сама распоряжаться собой. (Так что я вполне сочувствую западным фильмам про ангелов — хотя, как рациональный человек, в них и не верю. Я вообще ни во что не верю, пока не увижу смысла явления, на современном ясном уровне. Может, это те силы, что сформировали мою душу: может, души тех, кто когда-то любил меня, слившиеся с моей силой своего притяжения, во время моего полета образовывали крылья моих рук? Но кто из людей: близких и ныне живущих мог быть сейчас со мной? Друзья из рассказа – так это фантомы, с кем я давно не общалась. Муж – но я не чувствовала его души рядом с моей, я только верила, что она рядом.)

Декарт вот тоже, сказав "Cogito ergo sum": "Мыслю, следовательно, существую", упал на колени и день провел в молитве — перед тем как сформулировать свое учение и стать основателем рациональной науки. Потому что не так легко это принять, что наше я и есть — всеобщее сознание. Особенно людям, не склонным к мании величия. И если смотреть изнутри души: реализуя индийский принцип атман=Брахману, своя история и есть — общечеловеческая история. И современные процессы истории — свои.

Исторический процесс происходит там, где миф личности совпадает с мифом времени (так можно понять философию Бердяева). Оказываясь в какой-нибудь конкретной точке оси истории, мы преобразуем этот момент истории, и так перестраиваем всю структуру времени, согласно структуре и предрасположенностям своего сознания и души. Это способ понять мир изнутри: исследует историю тот же, кто ее творит, как говорит Дильтей,— это параллельные процессы.

ЧИАНГРАЙ:
КУЛЬТУРА, СПУСТИВШАЯСЯ С ГОР

Автобус ехал из Чианг Мая в Чианг Рай часа четыре, объезжая что можно по совершенно ровному шоссе. По контрасту с подъемом в Дой Сутеп, дорога казалась неинтересной. Мы устали: жара и внутреннее сопротивление энергиям чужой страны приводило к напряжению.

Змея кундалини обхватывала меня и душила: тем интенсивнее, чем больше я соприкасалась с людьми — чем больше внутренне сопротивлялась их влиянию. Особенно я ощутила ее хватку в наполненном пассажирами душном икарусе, несколько часов ехавшем из Чианг Мая в Чианг Рай. Я всегда люблю дорогу: перемещение тела в пространства само по себе вызывает ощущение полета — и обычно мне легко отдаться этой мысли, чтобы преодолеть дорожный дискоморт. Но от этого переезда я не получила никакого удовольствия. Одно дело, когда меня сжимал в объятиях мой супруг — и совсем другое, когда это делал чуждый мир незнакомой страны.

Довольно и того, что Россия открыла двери западному миропониманию — всемирной американизации! и я тут — тоже распахиваю эти ворота, потому что Тайланд сегодня — детище западной цивилизации: он открыт ей легко и непринужденно! но и я тут — только способствую процессу смешения культур, а на поверхностном уровне из этого ничего хорошего не выйдет! Нужно уметь не терять свое, а потом уже объединяться! А я, как и все мы, попадаю под очарование всеобщего. И кто-то, кому больше всех надо и о ком я не имею никакого представления: американские магнаты, например, или наша собственная мафия — этим может воспользоваться. ("Ох, мы тоже дуем в трубы, у нас много трубачей! — и своею кровью кормим сытых хамов, сволочей,"— Б.Г. вот тоже над этим задумывался.) Да, можно во всех процессах увидеть позитивный смысл — особенно, когда участвуешь в них, когда видишь, насколько все предопределено и изменить что-то почти невозможно. Но чем предавать сволочам угодья своей страны, лучше предать чертог Господа Бога!

Это я сейчас так хорошо передаю словами то, что меня душило. В Чианг Рае я ясно видела лишь, что я как представительница России и ее культуры, обогнала тайцев и американцев в их легко-примитивном понимании жизненных процессов. Поэтому в таком месте, как Тайланд, я королева: на скрытом внутреннем уровне имею такой контакт с людьми, которому они подчинятся. Но умирать за тайцев мне почему-то не хотелось! Хотя в глубине душа людей — одно: что у тайцев, что у русских — разницы совершенно никакой. В глубине духовные процессы у всех людей идентичны, и эмоциональные реакции жителей и на другом краю земли понятны, даже без знания языка.

Можно добавить, все тайцы, которых я встречала, были очень милыми людьми, а иностранцы тем более. И на земном уровне защита страсти (да и дочка рядом) вполне оградила меня от любых посягательств, их просто не было. Девы-птицы — будь то буддийские сирены или греческие — всегда имеют очень красивый энергетический хвост, что притягивает к ним окружающих. Но кобру Шивы над моей головой люди также чувствовали, каким-то интуитивным звериным чутьем — а к ней лучше не приближаться. Поэтому, если кто и разговаривал со мной на всеобщем языке, то только Логос, на абстрактном интеллектуальном уровне. Чувства сжались в глубине души и молчали, но именно потому мысль не двигалась в будущее, а возвращались в прошлое, к моей собственной истории.

Поскольку в автобусе мы очень напряглись, то когда вышли из него, сразу пошли искать речку, чтобы расслабиться и искупаться. На автостанции тайские мальчики вручили нам рекламку одной гостиницы в самом городе и другой — за ее пределами, в горном районе, где был водопад. Правда, толком не объяснили, откуда и когда туда отправляется автобус — а то бы я воспользовалась последним предложением. (Я разобралась в рекламке уже на следующий день, но поскольку микроавтобус на водопад шел только к вечеру, мы не стали его дожидаться.)

Чианг Рай — тоже довольно большой и современный город, что меня не порадовало, но все-таки он обходим пешком (в отличие от Чианг Мая). Тайская гостиница нам не понравилась. И мы прямо с сумкой за плечами (теплые вещи я оставила на ж/д станции в Чианг Мае: хранение стоит 10 бат в сутки) пошли в направлении единственной мутной водной магистрали — Маэ Кок river, которая протекала на окраине города. За рекой уже виднелись какие-то горы, из города не видные. По ней временами проплывали длинные узкие лодки с туристами, но до причала мы не добрались. Мы просто пришли в себя после духоты автобуса, искупавшись в илистой воде и позагорав на песчаном пляже, и вернулись в более оживленную часть города. Сияна спросила меня: "О чем ты думаешь?" Я вспоминала студенческое прошлое. Конечно, нормальные иностранцы не поняли бы нашего романтизма по отношению к реке: они не купаются в реках Тайланда — зачем, если есть душ в любой гостинице?

По дороге к реке нам попался монастырь Дой Тхонг, явно в честь Рамы и Ситы: он был на высокой горке, напротив правительственной резиденции с портретом короля Рамы IX. Туда с обочины мостовой вертикально вела обычная лестница с драконами. За ним, еще выше на холме, продолжая индийскую символику, располагалось целое поле шивалингамов, украшенных буддийскими оранжевыми ленточками. Они располагались на поднимающихся вверх кругах ступеней, и на последней на каменных тумбах возвышались четыре маленьких и один большой шивалингам в центре. У меня эти рядами поднимающиеся вверх шивалингамы непосредственно вызвали образ даже не иерархии, а какого-то мужского соревнования: человека иной культуры их количество могло просто ужаснуть. Хотя для тайца, как и для индуса, это будет просто символ мощной энергии творения, его опоры (как сказала моя подружка, побывавшая на Шри Ланке, шивалингамы отчасти ассоциируются с маленькими колоннами, основаниями недостроенного храма), или символ поддержки или единства, если как-то соотнести с нашим временем или отдельными людьми. Символ общей энергии, которой надо должным образом воспользоваться.

(А если этот сакральный символ связать именно с сексуальностью, то в современном мире узаконены не мужские, а женские соревнования — и другой ассоциацией был бы конкурс на мисс мира. Правда, если бы я была не в супер-современном Тайланде, а в Индии, подобная ассоциация никогда бы ни пришла мне в голову. Правильная ассоциация приходила мне в голову 16 лет назад: мир творится людьми, и все люди – его творцы: я ощущала так. Я ощущала это всеобщее единство, только никогда не связывала его с подземными – сексуальными – энергиями: шивалингамами. Может, просто, они для меня были слишком священны, чтобы я трогала их понапрасну. Хотя, конечно, отдавала себе отсчет, что когда я пишу, все мои женские органы напрягаются – и на сексуальность в чистом виде мало что остается.

И когда я рассказывала о храмах Тайланда, знакомые порой спрашивали: "Люди-то там верующие? Есть пиетет к религии?" "Такой пиетет, как в современном мире",— отвечала я. "То есть, никакого?" "Не совсем так. В Тайланде все буддисты, само собой разумеется. Их вера вполне естественно вписывается в жизнь. Они могут выглядеть неверующими только по контрасту с ортодоксальным отношением: индийским или нашим." Буддизм — протестанство по отношению к индуизму. Если индиец считает себя буддистом, то он называет себя неверующим. Так делали и наши атеисты, с верой в высшую справедливость, свободу, равенство и братство и воспитание нового человека. Но тайцы себя неверующими не считают. Думаю, это правильное отношение: только ясновидящий может себе позволить быть до конца неверующим – а если человек не до конца понимает, что происходит, остается верить в идеалы добра.)

У храма неподалеку от поля шивалингамов мы спросили буддийского монаха, куда идти по направлению к реке Меконг.— Он показал, но его тайско-английский был таков, что воспроизвести я его не могу: я почти ничего не поняла. Зато я почти по-русски услышала совет вернуться к своему имиджу инкогнито — который я когда-то пожелала иметь, оставаясь неизвестной для людей, если я что-то хочу для них сделать. В психологической реальности это была точка отсчета, от которой можно было оттолкнуться. (Или, наконец, оставить позади: переменить эту реальность — изменить судьбу.)

Мы пришли в себя после духоты автобуса, искупавшись в илистой воде и позагорав на песчаном пляже. За рекой уже виднелись какие-то горы, из города не видные. По ней временами проплывали длинные узкие лодки с туристами, но до причала мы не добрались. Сияна спросила меня: "О чем ты думаешь?" Я вспоминала студенческое прошлое. Конечно, нормальные иностранцы не поняли бы нашего романтизма по отношению к реке: они не купаются в реках Тайланда — зачем, если есть душ в любой гостинице? Сидя на берегу реки и глядя на проплывавшие лодки, я вспоминала — когда и где я была счастлива.

В Чианг Рае мы посетили храм Изумурудного Будды (Пра Кео — название, как в Бангкоке), где хранился нефритовый образ Будды до того, как в 1434 году он привлек внимание властей и начал путешествовать по разным городам, пока не был привезен в Бангкок. Пагода храма сначала называлась "Ват Пра Йа" — "Тростниковый храм", так как вокруг рос тростник, но его там давно уже не осталось. Нынешний образ Изумрудного Будды в храме тоже очень почитаем: он сделан из сплава меди и латуни 700 лет назад. Архитектура храма чуть отличается от обычной: это древняя небольшая пагода с двумя уступами плоской крыши, над которой возвышается еще одна маленькая остроконечная крыша, с привычными язычками пламени и многоступенчатым зонтиком над передним коньком. На перилах нет драконов, но они виднеются внизу крыши, как два ее завитка.—

Зато при входе в другой храм Чианг Рая (кажется, Пра Сингх — львиный храм) мы видели даже четырех мощных драконов: двух трехглавых и двух семиглавых, отливающих темной позолотой. И все оконечности его трех-ступенчатой крыши, каждая из трех частей которой тремя уступами спускалась вниз, тоже завершались драконами (а не просто языками огня), и на шести коньках крыши сидело по дракону (42 дракончика, не считая резных украшений над входами в храм). Также мы видели храм с крышей в виде золотой ступы с зонтиком, тоже украшенной множеством драконов, чем-то напоминающих морских коньков. За головой Будды внутри этого маленького храма виднелось круглое отверстие — как естественный светлый нимб.

Я сфотографировала еще один храм с цветными фронтонами, где изображения будд окружены золотым орнаментом на зеленом, красном, желтом, синем и белом фоне, и рядом с прекрасными золотыми драконами лестницы, стоят две белые ступы. Они восходят вверх полукруглыми кольцами (как ступа в черепашьего храма Чианг Мая), и каждую подпирают четыре лежащих слона. Ясе понравился этот храм: она даже сама изобразила дракончика на ступенях лестницы. (Не помню, как назывались эти храмы, очень похожие друг на друга совершенством своей разнообразной отделки: у меня нет привычки в дороге что-либо записывать. Это, наверное, русская черта — стихийность нашего восприятия. И потом трудно с восприятия переключиться на фиксацию, каждый день посещая новые места.)

Лучше всего мне запомнился монастырь Кланг Вьянг, где буддийский монах (в обязанности которого, очевидно, входило присматривать за этим храмовым комплексом) протянул нам буклет с описанием достопримечательностей этого храмового комплекса. Там стоит городская колонна (City Pillar): символ Чианг Рая в виде красной арки, украшенной драконами. На ней изображен белый слон, а наверху — четырехликий будда с зонтиком ступы над ним. У арки сидят два каменных защитника буддизма: не особенно страшных, а больше похожих на будд.

Слон — символ Тайланда, и фундаментальная символика Чианг Рая, как и скурпулезная отделка его храмов, подчеркивает историческую значимость этого города. Недаром главный религиозный образ Тайланда: Изумрудный Будда — пришел отсюда. В Чианг Рае есть исторически-культурный уровень. Если бы мне пришлось жить в Тайланде, я, вероятно, поселилась бы здесь (или неподалеку в горах, хотя с точки зрения природы более высокие горы и острова залива впечаляют больше).

Кроме изобилия драконов, на одном из храмовых зданий Кланг Вьянга, у красных колонн и фронтонов с изящно-резной золотой отделкой, мы видели большие бумажные фонарики и даже объемную шести-конечную звезду с ленточками, висящую как фонарик. (В индийской символике шестиконечная звезда встречается часто. Если активную позу человека: с расставленными ногами — описывается пятиконечная звезда (можно вспомнить средневековые рисунки западных алхимиков), то в шестиконечную хорошо вписывается поза медитирующего йога. Тайская звезда-фонарик — нечто среднее между Индией и Китаем.)

В храме с аркой городских ворот под открытым небом находится большое каменное изваяние Будды. Храмовая статуя Будды тоже массивная, похожая на даосское божество: с большим животом и глазами навыкате — что не помешало двум приезжим иностранцам-буддистам: парню и девушке хипповского вида сесть перед ней и начать медитировать. В Тайланде иностранцы выглядят приятными людьми, как я уже говорила,— и в маленьких городах они привлекательнее, чем в больших.

Остановились мы в Чианг Рае тоже у иностранца. Это был пожилой американец, которому наскучило жить в Америке и который уже давно перебрался сюда, женившись на тайке. Меня привлекла неформальная эстетика его маленькой четрехэтажной гостиницы с Интернетом на первом этаже и цветной фотографией его и жены на фоне большой пальмы: они столь любовно держались за это дерево, словно вырастили его сами. Комната в гостинице стоила 180 бат (135 руб).

В отличие от тайцев, которые обычно реагировали на слово "Россия" выражением "это очень далеко", пожилой американец относился к нашей стране с пиететом. "Санкт-Петербург? Это где атланты поддерживают стены..." "Да, в Эрмитаже,"— подтвердила я. "Я первый раз встречаю здесь русских,— сказал он.— Русские — интересные люди. Сами ничего не имеют, а помогают другим." Он вспомнил недавнюю передачу по телевизору про русского, который в блокадном Ленинграде занялся расшифровкой иероглифов майя (у нас она тоже шла). Я согласилась, что это была интересная передача и что поиск — хорошая черта русских.

Как американца, его, возможно, тронуло, что исследовать древние знаки начал не его соотечественник, для которого Мексика — своя вотчина, а русский с другого конца земного шара. Но при этом он не проявил национальной ревности или того ура-патриотизма, который столь глубоко укоренен в характере американцев, что переходит даже на наших людей, уезжающих в США на заработки. Он искренне выразил сочувствие к нашей стране (чего от русских-то не ожидаешь, не только от иностранцев! Для меня это было удивительно: повлиял ли тут климат Тайланда или какой-то внутренний духовный уровень этого человека, который у него, несомненно, был).

В продолжение нашего контакта я попросила его показать мне карту Чианг Рая. У меня был только маленький план центра, и поскольку я задавала повторные вопросы, сориентировавшись не сразу, наутро он принес мне более подробную карту региона и его городков из находившегося поблизости турагенства, отметив на ней путь к автобусной остановке. Он также помог мне завести новый почтовый ящик в Интернете: та русская почта, которой я пользовалась у себя дома, в Тайланде выдавала абракадабру вместо русских букв — и соответственно всех указателей меню. В Бангкоке я попыталась послать сообщение с чужого адреса, но оно не дошло. С нового адреса мне удалось, наконец, отправить e-mail (бесплатно), который дошел благополучно.

Хозяин гостиницы выдал нам махровые халаты и полотенца и проводил на третий этаж, где было две комнаты, предложив мне выбрать самой. Я выбрала правую (по привычке, хотя интуитивно чувствовала, что надо выбрать левую, и не зря: он долго искал ключ от этой комнаты среди большой связки ключей. Потом нашел, наконец, но утром у меня сломалась ручка двери, куда этот ключ вставлялся). В гостинице был чудесный балкон для отдыха с видом на закат, с гамаком, столиком, плетенными креслами, газетами и книгами — из которых я обратила внимание на книгу какого-то индийского учителя о душе и ее перевоплощениях. Новой информации она мне, правда, не дала (вообще духовные книги на английском часто формальны: раньше они казались мне куда формальнее наших, но теперь и наши научились лить воду при отсутствии информации.)

Воспользовавшись балконом, я частично постирала нашу одежду и развесила ее там сушиться. В этой гостинице можно было действительно расслабиться и отдохнуть по-человечески, никуда не уходя. Но мы с Ясей привыкли к вечерним прогулкам, и перед сном еще прогулялись до рынка, купив маленький продолговатый арбуз, который я сложила в холодильник на первом этаже (еду я по привычке покупала несколько впрок, хотя из-за лишнего веса это не всегда бывало оправдано). Да и хозяйка просила нас есть внизу, а не у себя в номере. И через ее слова до меня доходило какое-то осуждение: зачем вообще я ем? когда могла бы и не делать этого! действительно, я питалась больше по привычке и от ума: есть мне не хотелось, и разум тела ставил это на вид.

Хозяин прочертил на плане города обратный маршрут на вокзал — он проходил мимо храма и больницы. Последнее нам не требовалось, хотя вызывало ассоциации с тем, что то отождествление с предметностью мира, которое спонтанно происходит у людей, становится лекарством для души. Когда сознание сильно затрагивается внешними предметами, в многообразии вещей и смыслов чувство выбирает то, что нужно душе, очищая человека от его комплексов. Но это горькое лекарство, поскольку несовершенство внешних вещей и внешних смыслов не соответствует ничьей душе — внутри себя свободной и слитой с Богом. Хотя бы поэтому вещи должны быть прекрасными, а смыслы высокими. Как писал философ Соловьев: "Художественная красота есть символ лучшей надежды, минутная радуга на темном фоне нашего хаотического существования,"— он родился под знаком Водолея — за которым будущее, если верить астрологии.

А ассоциации должны быть правильными — то есть общечеловеческими, а не только личными. Для этого и нужно изучение истории мировой мифологии и символики. И это магистральный путь развития психологической науки, который открыл уже Юнг.

И вот тогда можно было бы лучше отождествляться с миром и коллективным разумом, не сопротивляясь ему — мечтала я. Просто любить — и растворяться в окружающих людях. В уюте старого хозяина гостиницы и его жены-тайки. В сочувствии его гостя-американца, подарившего Ясе бананы и большие мягкие мандарины, размером с апельсин. Все-таки они помогли мне понять, что сочувствием наделены не только русские. И что Россия может открыться миру – если у нее будет то, что она может ему дать.

ГРАНИЦА С БИРМОЙ И ЛАОСОМ —
«ЗОЛОТОЙ ТРЕУГОЛЬНИК»

На следующий день мы выехали в Золотой Треугольник: так называется место слияния трех рек — или трех рукавов реки Меконг на границе Тайланда, Бирмы и Лаоса. В месте слияния образуется большой и плоский живописный остров, во времена паводков скрывающийся под водой, и это природно красивый пейзаж. Особенно если глядеть на него с высокого берега — со стороны Тайланда. На берегу реки стоит огромная массивная арка в честь слияния трех рек, с драконами, павлинами и слонами и картой четырех стран (Китай тоже обозначен, кроме Лаоса и Бирмы, которая по-тайски называется Мьянмар). Там можно покататься на лодке — но лучше, если компанией: нам вдвоем это показалось дорого. Вдобавок нам не понравились физиономии тайцев, зарабатывавших на этом деньги, относясь к туристам, как к дойным коровам.

Автобус шел до городка Чианг Сен: он уже тоже стоит на реке Меконг. В Чианг Сене мы посмотрели развалины храмов и высоких ступ, подобные чиангмайским. И вначале все было хорошо, но потом мы никак не могли найти транспорта, который был довез нас до Золотого Треугольника, что находится в 8-ми километрах. Тайцы с лодками и несусветными ценами нам не нравились. Последний микроавтобус ушел чуть не в 3 часа дня, пока мы ходили к реке — искупаться. Вдобавок Яся боялась купаться в быстрой воде Меконга, хотя я спустилась к реке ради нее. А идти в жару куда бы то ни было в моем нормальном темпе она тоже отказывалась. Я стала нервничать и ругать дочку, разрушая возникший накануне идеал общаться в семье столь же мягко, как это делают в Тайланде иностранцы или сами тайцы.

Тайцы, как и индусы, внутренне нежнее и мягче нас. В горах это стало более понятно. Когда я в Чианг Рае выясняла дорогу, тайцы отвечали: "говорите медленнее". Замедлив темп речи, я лишила ее силовых ударений (которых лишена тайская речь, где вместо ударений тоны). Я как бы тоже стала ее пропевать, в каждое слово успевая вложить образный смысл того, что я на самом деле хочу передать. В таком варианте они понимали меня с первого, а не с десятого раза.

К русскому проявлению эмоций тайцы не привыкли и, вероятно, воспринимают его чем-то опасным и неприличным. Поскольку мы с Сияной стали ругаться на развилке дорог близ полицейского поста, на это среагировал полицейский: не то он воспринял это как нарушение общественного порядка, не то решил, что наши проблемы более серьезны, чем то было на самом деле, и спросил, из какой мы страны. Мне не хотелось отвечать: я прикинулась, что не понимаю, и тогда он попросил наши документы.

Мы обреченно пошли по шоссе вдоль реки, пытаясь поймать машину, поняли, что это бесполезно, и вернулись обратно. Я остановила рикшу, но его цена нас опять же не устроила. Тут я поняла, что меня раздражает всякая зависимость, и единственный выход — сесть на привычное транспортное средство: велосипед. Везде давали в аренду только мотоциклы: в Тайланде это более распространено, в силу цивилизацованности и больших расстояний. Наконец, мне указали на велосипеды, сдаваемые в аренду, но хозяина рядом не было. Сколько-то мы ждали, но потом я просто сказала тайцам из соседней лавки, занимавшимся каким-то ремонтом, что я еду в Золотой треугольник и велосипеды верну завтра. Мы с Сияной сели и поехали, не встретив никакого сопротивления.

Дорога была довольно приятной: я вспоминала свои прежние велосипедные путешествия. Шоссе шло вдоль полей, спускавшихся к реке. К ней периодически вели дорожки, и можно было искупаться. Мы один раз так и сделали, но удовольствия мне это не доставило: дно было илистым. Там, где мы спустились к воде, одиноко плавала чья-то длинная узкая лодка. (Вот бы нам найти ее сразу, до мытарств в Чианг Сене!) На полях кое-где стояли навесы с крышей, на подмостках. Я подумала: если будут еще и проблемы с гостиницей, в крайнем случае можно вспомнить молодость и вернуться сюда ночевать. (Останавливало то, что в горном районе ночью прохладно, а наши теплые вещи остались в Чианг Мае.)

До наступления вечера мы доехали до Золотого Треугольника. С гостиницей опять же не везло, ощущался туристский бизнес: самую дешевую комнату нам предложили за 300 бат, а домики стоили 400 и 500. Я сказала 250, пришлось согласиться за 280 — правда, это была большая комната, с цветным телевизором и горячим душем (чаще душ в дешевых гостиницах холодный). Две кровати были царской ширины: человек шесть на них уж точно бы поместилось, если не восемь. А поменьше комнаты не было. Покрывала были теплые: ворсистые, но приятные на ощупь — пушистые, легкие и красивые, с рисунком цветов. У нас таких не производят, и я бы купила такое в Тайланде, как летнее одеяло, если бы позволил багаж.

Мы оставили велосипеды и, увидев лестницу с драконами, поднялись к монастырю на горке. Один из храмов содержал привычные золотые статуи будд. Тайский мальчик открыл его для нас, включив свет, а потом закрыл снова. В другом, лишенном стен и представлявшем собой только навес крыши, в сумерках буддийские монахи пели мантры. А под открытым небом, под деревом, стояла совершенно разрушенная статуя Будды 13 века, без головы и рук, но почитаемая и прикрытая через плечо оранжевым покрывалом монаха. Это было самое древнее изображение Будды, которое мы видели.

Если подняться чуть выше, что мы сделали уже утром, при свете, откроется более старая часть монастыря (Ват Пратхат Пхукао). Рядом, кстати, хороший вид на реку. Сооружения монастыря датируются 8-м-14-м веками. Там стоят развалины пяти ступ. Каменная женщина-будда сидит у входа в маленький храм, который изображает пещеру с отшельниками. И на эту храмовую площадку ведет — с одной стороны, лестница из джунглей, теряющаяся в них, с другой — высохший водопад, который выводит к храмам ниже, что нам стало ясно, когда мы по нему спутились.

Эти развалины: заброшенные и одновременно почитаемые буддистами, как и все развалины Тайланда, вызывают ощущение победы природы над человеком и в то же время победы человека над природой — гармонии их взаимодействия. Трое тайских детишек неподалеку жгли костер. Они были в национальной одежде: специально для того, чтобы какой-нибудь турист сфотографировался с ними и протянул им за это монетку. (Но они не приставали к нам, как в туристских местах Индии: может, потому что туристов здесь не очень много.)

Вдоль реки идет шоссе и тянутся ларьки. Там уже ощущается местный колорит и продается одежда и украшения. Чувствуя, что достигала одного из конечных пунктов поездки, я купила себе длинное черное платье с желтыми слонами, а Ясе — синий костюмчик с дракончиками и фонариками.

Золотой треугольник — центр добычи опиума, и там даже есть музей на эту тему. Но поскольку я была с дочкой, эта тема обошла нас стороной. Опиума нам никто не предлагал (хотя, говорят, это в Тайланде бывает).

Может оттого, что я каждый день видела в храмах целые семьи будд, образ золотого треугольника — сам по себе, на внутреннем плане — не ассоциировался у меня с Троицей, как было бы раньше, но — с моей собственной семьей.

Образ трех будд: мужчины, женщины и ребенка — был в Чианг Мае, возле самого интересного полуразрушенного храма со скульптурами слонов — высоко наверху, и с очень вертикальными лестницами к алтарю, по четырем сторонам света. Мое внимание привлек красивый золотой контур ауры вокруг тела ребенка-будды: со множеством язычков пламени — некогда драконьих хвостов — и с "крылышками" на плечах. Буддийские скульптуры очень безличны, и все же можно было понять, что это — скульптура мальчика: юноши, а не младенца. И хотя непосредственных ассоциаций с крылатым ангелом или нашими детьми там не возникло, этот образ остался в памяти, как преддверие абстрактной идеи треугольника.

Ум не смущало, что у нас двое детей, и на самом деле нас не трое, а четверо. Треугольник был образом замыкания семьи на нее саму: наличие в ней ее собственного божественного Духа, ее собственного призвания. Сформулировать эту идею проще всего так: ребенок составляет одно целое со своими родителями. Ничего особенно нового в этом представлении не было: мне всегда казалось, что родители и на духовном плане определяют судьбу своих детей. Точнее, именно на духовном плане они ее и определяют. Но поскольку мы обычно не видим, каков духовный план родителей, то и не понимаем, что же собственно реализуется в детях.

А золотой цвет — ассоциировался с совершенством, которое дарует солнечная энергия.

Пользуясь велосипедами, я решила прокатиться чуть выше по шоссе вдоль реки, и через некоторое время нас привлек парк, где прогуливался слон, катающий туристов. Мы свернули в этот парк, и скоро приехали к гостинице, красиво отделанной деревянными скульптурами, где молодой таец на входе предложил нам оставить велосипеды и зайти вовнутрь. Это было очень кстати, потому что мы вышли к бассейну, где Яся захотела искупаться. "Вода слишком холодная," — предупредили нас иностранцы, но нам она оказалась в самый раз. Мы купались там часа два. Сияна нашла себе подружку по нырянию и говорила с ней по-английски. Я, чтобы не разрушать их гармонии, периодически грелась в джакузи с теплой водой, с другими иностранцами. "Сегодня твоя интуиция привела нас куда надо,"— сказала мне дочка, и я узнала в ее словах своего супруга, который при нашем прощании обещал морально быть с нами. (Хотя себя в ней по-прежнему не узнавала. Зато я узнавала в ней свою свекровь: и не хотела, чтобы она была на нее похожа! Я хотела, чтобы она была совершенной в любви. Ведь каждый человек – это шанс: прорваться к вечной жизни, осуществить ее! Но она не была совершенной – и это выдавало несовершенство нашей собственной связи.)

Наконец я перестала опасаться, что нас отсюда выгонят, расслабилась и легла загорать на мягкий лежак, куда служащий заботливо положил большое махровое полотенце. Потом мы ополоснулись в душе и поехали вниз, попрощавшись с мальчиком на входе, у которого я заодно узнала, что номер в гостинице стоит 8000 бат в сутки (6000 руб — то есть столько, сколько истратили за всю поездку на одного человека). Мы и дальше в случае необходимости использовали бассейны дорогих гостиниц по их прямому назначению, и поскольку на нас было написано, что мы не местные жители, а иностранцы: которых надо как можно лучше обслуживать, чтобы они не перестали быть дойными коровами тайцев,— никаких эксцессов не возникало.

Потом мы спустились ниже гостиницы и проехались немножко по окруженной зеленью дорожке. Вдоль дорожки мне попались на глаза могилки нескольких птиц или собак — может, чьих-то питомцев: еще раз показывая буддийское или просто современное бережное отношение к животным.

Вернувшись, мы еще раз полюбовались на слияние трех рек. У гостиницы я встретила микроавтобус хозяина велосипедов, который по-видимому легко нас нашел, и я подтвердила, что велосипеды верну вечером. О цене мы даже не говорили: в тех местах, где не ступала нога русского человека, тайцы привыкли, что иностранцы заплатят. Мы отдохнули в гостинице с горячим душем и телевизором и без приключений вернулись в Чианг Сен. Я заплатила за велосипеды: не хозяину, а женщине, дав ей 100 бат, чем она была очень довольна (может, можно было дать и меньше).

Мы сели на автобус, но в этот день уже не успели добраться до Маэ Салонга, куда я планировала ехать дальше, и пришлось заночевать в Маэ Чэне, городке на развилке дорог. Это плохое место для ночлега: хотя в единственной гостинице за 300 бат (220 руб), которая там исполняет роль санатория, есть бассейн среди каких-то островков природы, расслабляться вечером нам пришлось в ресторане. Там было бесплатное кофе: в бачке, подобном тем, которые раньше стояли в наших пирожковых, рядом лежали пакетики сахара и сухого молока. А девушка под западную музыку пела по-тайски, моментами лиризма разнообразя стандарт эстрадных ритмов (слушать которые мне обычно надоедает на первой же минуте).

Сочетание кофе с лирикой не дало нам быстро уснуть: я думала о минувших днях любви, Яся планировала будущую. Мы с Сияной долго выясняли наши отношения и очень устали. Мы даже не помылись шампунем в крошечных бутылочках, которые лежали на кроватях этой гостиницы вместе с полотенцем, маленькой зубной щеткой и тюбиком пасты, потому что душ был холодный.

к продолжению рассказа: ХРАМ С ТЕЛОМ БУДДЫ

посмотреть фото

архивы рассказа: с фотографиями и без них

вернуться в главное меню