Философ.статьи Сияны Щепановской (Пылай)

 

Щепановская С.В.

(доклад на философ.конференции СПбГУ в 2012 г.)

 

СТРАСТЬ  И  РАЗУМ :

ОСОЗНАНИЕ

 

Если говорить о путях познания высоких истин, можно выделить два основных вида: творчество и рациональное постижение. Примеров каждого пути в его обособленности меньше, чем в их синтезе и взаимодействии, так как чистый рассудок, как и чистая страсть, творческая сила, неразрывны между собой в человеческом организме, хотя склонность к какому-то виду также присутствует у конкретного человека или в определенные времена. Так что у человека есть возможность либо выбирать один вид познания, глубоко вникая в него, либо попытаться совместить в себе оба пути, без ущерба познанию.

Творческая сила обычно ассоциируется со страстностью и стихийностью, в противоположность этому рациональное постижение предстает бесстрастным. Невозмутимость духа (атараксия) обычно понимается как противоположность эмоциональному отношению. (Хотя такая трактовка не однозначна: и духовное творчество так или иначе предполагает атараксию, а рациональное проникновение в предмет и интерпретация постигнутых истин, их фиксация как настаивание на них, невозможна без субъективного участия воли собственного Я, и чем более новая или не совпадающая с обыденностью истина рационально утверждается, тем больше она требует под собой потенциала страсти).

Тем не менее рациональный путь Бесстрастия, как можно умозрительно предположить, представляет собой отрешенность от себя, своих пониманий и переживаний, стремление сделать себя чистым от них, независимым по отношению к своему Эго и миру, отображать окружающее в себе как чистое зеркало. В древнегреческой культуре это стремление присуще уже элеатской традиции (начиная с Парменида), и оно до сих пор остается ведущим в науке и авторитетным в повседневности. И в таком преломлении можно понять путь атараксии как доходящий до своей трагедии, до безжизненности (как у стоиков) и болезненной духовности (средневековая философия и классический западный путь). Даже Шопенгауэр, с чьим именем связано обращение западной философии к восточной как равной, усматривает в последней именно невозмутимость, присущую стоикам, находя опору в буддизме как наиболее рациональной из вер востока.

Трагедия рационального пути атараксии заключается в отходе от радости, от всего положительного, что есть в эмоциональном, когда любые чувства воспринимаются излишними. Трагедия такого выбора в том, что человек не может быть причастен к одному только рациональному познанию. Хоть на какую-то малость, но он наделен отношением к миру, что делает полную отрешенность невозможной. Приятием рационального типа познания, человек тоже высказывает отношение к миру, и хотя он старается сделать это отношение никаким, но само оно имеет рамки, и достаточно жесткие. И постольку, поскольку такое познание не естественно в русле природного жизненного потока, человек вынужден находиться в этих рамках огромным усилием. И вместо чистоты и пустоты себя, это рождает борьбу в самом организме, что приводит к идейным сбоям, экстремизму и фанатизму. Чисто рациональный путь может оказаться опасным и дойти до крайности в руках человека (например, создания технического прогресса, негуманное отношение к человеку в рамках правления чисто рациональных доводов в создании законов).

Поэтому путь открытия любых истин, мне кажется, должен соответствовать природе человека, которая заранее имеет склонности и направленности. С ним нужно быть аккуратным, чтобы не сбиться и не заплутать по отношению к знанию. В рациональный догадках можно попасть в паутину без-опорных рассуждений, не имеющих под собой жизни.

Можно оспорить и аргументировать это тем, что мы не осмелимся сказать, что есть истина, а что она не есть. Истина может заключаться и в чисто рациональных рассуждениях, и даже в паутинах в тех случаях, когда под ней живет что-то. Т.е. у человека есть экзистенциальный опыт по поводу собственных "рациональных паутин", когда ум не доходит до состояния всевластия и слишком смелого поглощения собой всего, не вникая во все с осторожностью. Целостность познания возможна только при целостности восприятия. И только в случае целостности и гармоничности бесстрастия в человеке, возможно считать это познанием, а не игрой разума или игрой в собственную роль.

Страстный, творческий подход предполагает доведение своего Я, Эго, Творческой Энергии до истины, познание её через исключительного себя или через реализацию собственной творческой энергии в какой-то шедевр (что предполагает выявление через собственную исключительность и уникальность объективности, т.е. понятное всем на духовном уровне). Через произведения искусства, познание – растворение в страсти, экстаз истины. То, до чего можно долго рационально доходить, вдруг вспыхивает ярким светом в один момент! И тогда человек непосредственно трогает настоящее, хотя может и не «обладать» этим.

По контрасту к этому, бесстрастное познание предполагает то, что если человек дошел до открытия, до определенной идеи, он знает, как он это сделал, и может воспроизвести путь к нему.

Похожая идея о двух путях познания звучит у Шопенгауэра. Он противопоставляет путь аскезы как уничтожение воли Эго, его ослабление, пути эстетического созерцания. Отстраненное, рациональное познание представляет собой превращение человека в чистый субъект познания: "Индивид… познает только отдельные вещи, чистый субъект познания - только идеи"[1]. Тот же результат может достигаться и путем эстетического созерцания, раскрывающим себя до состояния духовного пика.— Однако, мне хочется подчеркнуть немаловажный момент: эстетическое созерцание может быть неосознанным.

Приближение к истине с помощью раскрытия себя, своих внутренних волн и энергий, цветов, близких себе, тем подразумевает под собой цветение внутри себя. Я изучает себя как истинное, т.е. существующий предмет, как и все в этом мире. Я – как истинный элемент мира в своем одновременном совершенстве и незавершенности. В каждой точке Я может прекратить свое существование, так как в каждой точке оно совершенно и завершено. Но также из каждой точки оно может двинуться в следующую точку, так как оно всегда имеет возможность расцвести еще в одну и в бесконечное количество сторон. Но для стабильности подобного познания требуется осознанность такого положения Себя, приятие именно себя в своей исключительности, т.к. при подобном раскрытие себя становится очевидным, что ничего похожего в мире нет, что ты один в своей уникальности, и невзирая на оценку другого, держать оборону за себя и перед собой. Осознанность предполагает существование в себе осознания. Сознание, в том числе – это обладание своей страстью и осознание своих творческих процессов, это скорее способность мыслить в смысле понимать, чем мыслить в смысле доказывать и этим решать, что имеет место, а что нет. Без осознания творческое Я теряется в себе, может совершенно потерять стабильность, и есть опасность впасть в безумие, когда нет ни опоры, ни понимания того, что происходит, захлестывают образы, не имеющие ничего схожего с уже знакомым, творческие волны, способные победить всякий ум в человеке (от этого – без-умие). Так и чистое эстетическое созерцание у Шопенгауэра находится на границе с безумием.

Пути разума и страсти, взятые по отдельности, ведут к их противостоянию, даже борьбе (что может стать непродуктивным для творческого мышления). Сознание синтезирует бесстрастное и творческое, показывая их принципиально одну задачу и общий поток. В одном смысле, страсть вливается во все процессы до предела их глубины, разум отстраняется от всех процессов, т.е. своих, чтобы  собственные процессы не заглушали и не искажали познание. Сознание как целостный момент, как состояние человеческого существа, находится в творческой осознанности или понимании страсти (т.е. присутствие и отстраненность разума направлена, и находится в творческом бессознательном импульсе). Не избегая энергии, мистики, загадки жизни, как человек не избегает своих естественных состояний, его сознание погружается и живет в творческом потоке, но не бессознательно. Процесс осознания предполагает нахождение внутри творческой энергии,  т.к. знание должно иметь под собой опыт, чтобы быть обоснованным. Поэтому в отличие от чисто отстраненного изучения мира, истинный процесс познания имеет под собой некоторую материю. Сознание всегда занимается познанием, в то время как страсть и разум могут непосредственно не участвовать в приобретении знаний. Сознание – это ступень слияния двух, казалось бы, противоположных вещей. На самом же деле, это результат их движения, нужный каждому пути результат, именно то, к чему они стремятся.

Находясь в рамках аристотелевской логикой в позиции А или не-А, нельзя выйти за их пределы, т.к. чистый рассудочный путь отрешенности всё равно предполагает нахождение истинного, т.е. слитие именно Себя с ней (т.е. страстное, неотрешенное, мистическое), а чисто страстный путь мистики предполагает осознание того, что с ним произошло, либо фиксацию этого, и только тогда является познанием.

(Зацепление за рациональное как истинное в корне слишком абсолютно, даже фанатично. И чистая мистика не предполагает высоких вершин, если она не выносит результатов духовного опыта, не способна удержать это состояние, так как не присутствует осознания, а значит, не созданы врата познания. А оба пути именно к этому и стремятся, так как недостаточно простого погружения, нужно удерживаться в этом состоянии, то есть присутствовать и доходить до него осознанно, и давать возможность попадать туда другим.)



[1] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Собр. соч. в пяти томах, т.I

М.: "Московский Клуб", 1992 кн.4 § 68